Краденое солнце
Тяжёлая сумка оттянула руки. Их выламывало от плеча до кончиков пальцев так, что казалось, она вот-вот вывалится из ослабевшей хватки. Ужасно хотелось бросить надоевшую ношу и пойти налегке, но Лена понимала, что кроме нее багаж никто не потащит. Она остановилась на мгновение, вздохнула и переложила клетчатые ручки из одной ладони в другую. Освобожденную руку немедленно закололо, она покраснела, пришлось старательно трясти ею в воздухе, чтобы унять боль.
- Ты чего там? - окликнула Лену уже от подъезда мать. - Тяжело, не дотащишь?
- Не волнуйся, сейчас догоню, - отозвалась Лена.
Крепкая широкоплечая мать несла и сумку, и чемодан без видимых усилий. Лена с легкой завистью глянула на неё и поволокла свою матерчатую мучительницу к двери. На улице уже смеркалось, а вещей, сваленных у подъезда, было еще достаточно. Надо было успеть перетащить все до темноты. Эх, был бы здесь отец, дело двигалось бы вдвое быстрее.
Лестница. Лифт. Нажав на кнопку девятого этажа Лена едва удержалась, чтобы не плюхнуться на сумку и перевести дух. В животе заурчало. Скорей бы уж управиться с переездом.
Тяжелая, обшитая дерматином, дверь чуть не прищемила Лене пальцы. Сумка проехалась последние метры по коридору на плоском обшарпанном днище и затормозила в углу, а Лена в изнеможении опустилась на единственный предмет мебели в коридоре – табуретку.
Мать громко топала по квартире и мечтала:
- Здесь устроим гостиную. А вот здесь нашу спальню. А здесь твою. Ленка, смотри, какая кухня большая. И балкон широкий. Ванная, правда, невелика, но ничего, мы стиралку в кладовку запихнем. Ух, и заживем же мы! Представляешь, не надо больше будет кататься по гарнизонам, ютиться где придется, менять школы и работы.
- Да уж, школы менять не придется, хмыкнула Лена. - Я одиннадцатый класс закончила год назад.
Но мама ее не слушала. В ее голосе было настоящее счастье, большое и неприкрытое. Она вдохновенно шагала по пустым комнатам, трогала руками новенькие обои, открывала и закрывала окна, гладила ровное некрашеное дерево дверей.
Слушая, как разносится эхо по пустым комнатам, Лена поднялась с табуретки и, ради интереса заглянула в ту, которую мама определила ей. Помещение встретило её едва уловимым ароматом свежей краски, рыжими пятнами закатного солнца на новеньком линолеуме и яркими цветами на обоях. Именно эти цветы и привлекли внимание. Они казались до того живыми, что комната мгновенно представилась Лене полянкой в волшебном лесу. Захотелось шагнуть на неё, вдохнуть свежий лесной запах, ощутить на коже ветер и услышать пение птиц. Руки сами потянулись к стене, пальцы коснулись нарисованных цветов. Она почувствовала гладкость бумаги. Стоило закрыть глаза, и ей начинало казаться, что цветы распускаются под её руками. Она слышала шорох разворачивающихся бутонов, вдыхала терпкий
свежий аромат синих, желтых, красных соцветий, гладила упругие прохладные лепестки. Лена снова провела рукой по обоям. Новая жизнь. Все новое, яркое, таинственное и прекрасное. Здесь всё будет другим. Как хочется верить. что можно всё-всё начать заново, с чистого листа, когда тебе восемнадцать. Есть только черное и белое, плохо и хорошо, прошлое и будущее, и границы между ними рисуешь сама, уверенная в свое правоте.
- Лена! - позвала мама из кухни. Лена вздрогнула, шагнула к двери, но у самого порога не выдержала, оглянулась. Цветы распускались на дешёвых обоях красными, желтыми, синими звездами. Где-то далеко-далеко, на границе звука Лене послышался шорох раскрывающихся бутонов. Она улыбнулась и вышла из комнаты.
Мама продолжала мечтать вслух, словно и не заметив, что уже какое-то время разговаривает сама с собой.
- Ты в институт поступишь, я, наконец, устроюсь насовсем, не буду думать, что через год или два искать все заново. Разве плохо, Ленка? Заживем как никогда. Отец приедет через год. Вот закончит свою службу и приедет.
- Мам, - Лена вклинилась в ее возбуждённую речь. - А спать мы сегодня на чём будем? Мебель нам ещё не привезли.
Мать застыла, замолчала на полуслове, затем сообразила, о чем ее спрашивают, и раздраженно отмахнулась
- Надувной матрас есть. Переночуем как-нибудь. И не морщись, неженка, не так уж это и страшно. Избалованная ты.
"Конечно избалованная", - подумала Лена. "Это ты способна спать хоть на снегу, а у меня после надувного матраса спина болит".
Но вслух сказала кротко:
- Пошли, а то та бабулька, которую мы попросили присмотреть за вещами, запросит двойную цену.
Мама охнула, всплеснула руками и бросилась к двери.
Та самая бабулька уже успела осмотреть все сумки, узлы и чемоданы, составить определенное мнение и сообщить его трём товаркам на лавочке
Кирпич, которым Лена прижала дверь подъезда, чтобы та не закрывалась, был отодвинут. Не думая, Лена толкнула его обратно. Бабульки возмущенно заворчали:
- Деточка, не оставляй дверь открытой, - заявила одна из них недовольным тоном.
Мама, уже поднимавшая с асфальта очередную сумку, поставила её обратно и тоже уставилась на Лену.
- Почему? - спросила та. - Нам же нужно вещи носить. Неудобно открывать каждый раз дверь, когда руки заняты.
- А вдруг зайдет кто-нибудь? - ещё более недовольно отозвалась приподъездная блюстительница порядка.
- Но вы же тут сидите, увидите, кто будет входить, - попыталась возразить Лена, но мама немедленно её оборвала:
- Хватит пререкаться! Бери вещи и пошли.
Бабульки дружно закивали, с явным одобрением глядя на высокую плотную женщину, так ловко поставившую на место невоспитанную девицу.
Лена закусила губу, решительно хлопнула дверью и пожала плечами. Глупо. И спорить бесполезно. Мама, как обычно, хочет, чтобы все было правильно. Нравиться склочным соседкам-бездельницам - это правильно. Пусть так.
Но едва она успела отойти от подъезда на несколько шагов, как дверь снова распахнулась, и из-за неё выскочила девушка, маленькая, пухленькая, стремительная, как резиновый мячик, пущенный вскачь.
- Ой! - сказала она звонко. - А вы что, соседи наши новые?
- Ага, - отозвалась немного ошарашенная таким напором Лена.
- Вот и здорово, - защебетала девушка. - Вот и хорошо. А я-то думала, кто к нам вселяться будет, так боялась, что алкаши какие-нибудь заедут, а потом думаю где ж у алкашей деньги на квартиру? А я Марина, я из восемьдесят пятой, над вами сразу. А чего вы дверь-то не припрете, вон же и кирпич валяется? Так же удобнее, вещи проще таскать.
Она ухватила злосчастный кирпич и подсунула его под дверь. Лена почувствовала, как губы её расползаются в широкой неудержимой улыбке. Мама и бабульки молчали.
- Очень приятно, - сказала Лена искренне. - Я Лена.
- Здорово, - подвела итог Марина. - Ну, вы заходите, если что. Я одна живу, мне скучно. Ой, я же опаздываю! До встречи.
Всё так же стремительно она помахала маленькой ручкой и умчалась в сторону автобусной остановки. Лена потащила сумку дальше. Настроение было теперь замечательным.
Когда они с мамой наконец управились и смогли поужинать, уже стемнело. Мамина любимая люстра пылилась где-то в одной из многочисленных коробок, искать и вешать её сейчас не было ни сил, ни желания, так что пластиковые тарелочки с покупными салатиками и бутербродами освещала грустная голая лампочка, свисающая с потолка на шнуре провода.
- Да, - сказала мама задумчиво. - Электрика вызывать всё же придется. Иначе у нас тут всё будет в проводах, пока папа не приедет.
- А твой брат? - поинтересовалась Лена. - Он же здесь живет?
Маминого брата, своего дядю, она помнила очень смутно. Кажется, он приезжал к ним, когда Лене было лет семь-восемь. Насколько она знала, сюда мама и предложила переехать насовсем потому, что здесь жил её брат. Других родственников у них не было.
- Ну и куда мы его позовем? Сюда? Тут даже сесть не на что.
- Мам, так я и предлагаю позвать его помочь нам обустроиться, - хмыкнула Лена.
- В такие условия неприлично звать людей, - строго сказала мама.
Все ясно. Это неприлично. Лучше надрываться самим, таская мебель, вешая люстры, прикручивая розетки. Так приличнее.
- А почему он не приехал нам помочь сегодня? - поинтересовалась она, беря с тарелки последний бутерброд. - Тоже думает, что неприлично помогать сестре с переездом?
- Лена! - прикрикнула мать. - Прекращай хамить. А не пришел он потому, что не знает о нашем приезде. Я ему, конечно, писала, что мы объявимся в городе в мае, но точную дату не называла.
- Чудесно, - пробормотала Лена. - Мам, ты, кажется, говорила, что у него есть сын. Вот вдвоем пришли бы и помогли. Представляешь, насколько быстрее мы бы управились?
- Нечего рассчитывать на чужую помощь, - отрезала мама, доставая из очередного баула сложенный надувной матрас. - Привыкай обходиться собственными силами.
- И не помогать другим, - закончила Лена. - Дядя тоже придерживается такого мнения? Ну, раз даже не поинтересовался, когда ты тут будешь и как справишься.
- Лена! - снова оборвала её мать. Замолчала, надулась, включила насос для матраса. Лена собрала тарелки и отнесла на кухню. От хорошего настроения не осталось и следа. Зачем она, в самом деле? Маму всё равно не переспоришь. У неё собственное, совершенно определённое мнение, строго держащееся в рамках нельзя, неприлично, неправильно, должны и обязаны. Ах да, ещё как у всех.
- Извини, не хотела тебя обидеть, - сказала она миролюбиво, возвращаясь в комнату. Мама кивнула, не глядя на неё. Лена разделась и нырнула под одеяло. И, прежде чем уснуть, успела ещё подумать, что дядя все таки мог бы и уточнить дату. Хорош гусь.
А потом она провалилась в глубокий, без сновидений, сон.
Утро началось с запаха кофе. И голосов. Лена разлепила глаза и полежала ещё немного, прислушиваясь. Один голос точно мамин, а вот второй... Мужской. Это что, мама уже электрика вызвала? И он уже пришел?
Она сползла с матраса, поморщилась от неприятной ноющей боли в спине и принялась натягивать джинсы. Интересно, а где она вчера оставила расчёску? Кажется, в ванной. Там такой удобный широкий бортик у ванны, на нём, наверное, и лежит.
Она на цыпочках вышла из комнаты, прокралась к нужной двери и открыла ее. И, не успев сделать ни шагу, врезалась в кого-то огромного и теплого.
- Ой! - Лена тоненько взвизгнула и отпрыгнула назад.
- Упс! - сказала крупная фигура, отшатываясь. - Извините.
Лена наконец откинула со лба спутанные волосы и уставилась на неожиданное препятствие на пути к расчёске.
- Ты кто? - поинтересовалась она.
- Семён, - отозвалось препятствие. - А ты Лена?
- Ну да, - согласилась Лена. - А взялся ты откуда?
Парень наконец улыбнулся. Приятно так, добродушно.
- Привет, родственница, - сказал он.
- Лена!
От возмущенного вопля матери она чуть не подпрыгнула. И обернулась.
- Вижу, вы уже познакомились, - сказала мама, делая Лене какие-то загадочные знаки глазами. Та непонимающе хлопала ресницами, пока до неё не дошло – мать намекала на её прическу, точнее, отсутствие той. А ещё на домашнюю растянутую футболку с пятном от кофе на груди. Первое, что попалось под руки в ворохе перепутанных вещей в чемодане.
Она покаянно вздохнула и наконец нашла время рассмотреть брата. Высоченный, метра два точно, темноволосый, плотный. Улыбается. И улыбка хорошая, добрая, чуть лукавая.
- Можно, я всё-таки пройду? - поинтересовалась она, кивая в сторону ванной. Семён смутился или сделал вид, шагнул в сторону.
- Извини.
Когда Лена вышла на кухню, там уже кипел чайник и бурно обсуждалась проблема расстановки мебели.
- Нет, - горячилась мама. - Контейнер придет, кажется, завтра. Я из бывшей квартиры забрала только самое необходимое, остальное купим здесь. Что мы, не люди?
- Люди, - миролюбиво соглашался дядя Иван, флегматичный, с негромким голосом и отрешённо-грустными глазами.
- Так вот, значит, купим. А то, что привезут завтра, расставим. Там Ленкин диван, моя кровать, шкаф. Только вам вдвоем их не перетащить.
- Почему? - хмыкнул дядя. - Глянь на Сёмку, какой дылда вымахал. Мы с ним что хочешь перетащим.
Семён улыбнулся и выключил закипевший чайник. Мама вскочила и всплеснула руками.
- Боже мой, мне же кормить вас нечем! Мы вчера так замотались с вещами, что даже в магазин не зашли! Ленка, сбегай быстренько, купи чего-нибудь к чаю.
- Я бы с удовольствием, - сказала Лена примостившаяся в углу на табуретке. - Но я даже не знаю, где здесь магазин.
- Поищешь, - строго сказала мама, но Семён уже встал
- Я покажу. Здесь есть приличный продуктовый, чего бегать искать.
Лена вздохнула и тоже поднялась.
- Через минуту буду готова, - сказала она и вышла из кухни.
Минут десять спустя они шагали по двору, огибая припаркованные тут и там машины.
- Здесь недалеко, - сказал Семён. - Можно не бежать, всё равно быстро обернёмся.
- Ну, не знаю, как ты, а я есть хочу, - фыркнула Лена. Я ещё не завтракала.
- Хочешь мороженое? - спросил Семён. - Тут есть один ларёк, там протрясающий пломбир.
Рот наполнился слюной. Мороженое… Она сладко вздохнула и кивнула. Брат рассмеялся.
- Пошли по вафельному стаканчику за знакомство.
Пломбир оказался изумительно вкусным, Семён интересным, а настроение замечательным. Если бы не брат, Лена совершенно забыла бы, зачем вообще вышла на улицу. Спасаясь от нагоняя, из магазина они почти бежали и возле подъезда чуть не налетели на Марину.
- Ой, привет, - сказала та, распахивая глаза.
- Доброе утро, сказал Семён, глядя на неё сверху вниз. Маленькая Марина доходила ему едва-едва до плеча.
- Куда это вы так бежите? - тут же спросила она у Лены. - Кстати, рассказывай, как дела. Вещи все перетащили? Помочь ничем не надо? Ну, познакомь нас, чего ты ждешь?
Лена фыркнула. Ей нравились и открытость, и бесцеремонность, и даже болтливость этой новой знакомой. Марина вела себя так, словно они дружили уже лет десять, не меньше.
- Знакомлю. Семён. Марина. Бежим домой, у нас там родители голодные. Вещи перетащили. На все вопросы ответила?
Марина всерьёз задумалась, потом заулыбалась ещё шире.
- Вроде на все. А чего голодные? У меня есть потрясающий пирог. С зеленью. Могу поделиться. Хотите?
- Заманчивое предложение, - заинтересовался Семён. И тут же у него зазвонил телефон.
- Извините, дамы, - вздохнул он и отошёл.
- Ты как, освоилась в городе?
Марина задумчиво проводила взглядом высокую фигуру парня и глянула на Лену. Та пожала плечами.
- Успею ещё.
- Что делать будешь?
- Поступать. Вступительные экзамены начнутся через месяц, а пока работать куда-нибудь пойду.
- А куда? - Марина заинтересовалась. - Работала уже где-нибудь?
- Я школу год назад закончила. Хотела в Москву уехать, но не получилось. Вот я год в части бумажки и перебирала, - сказала Лена.
- В части?
- Так я из военного городка. У меня отец служит.
- А, - протянула Марина. - Слушай, у нас в кафе официантки не хватает. Нужен кто-нибудь ответственный и аккуратный. Если ничего другого не найдешь приходи, я за тебя попрошу. Я там тоже официанткой.
- Здорово, - обрадовалась Лена. - Удачно мы с тобой познакомились. А когда приходить можно?
Марина рассмеялась.
- Да хоть сейчас. Отнеси еду родителям и приходи. Тут рядом, две остановки на автобусе.
Семен, закончив разговор, вернулся к ним.
- Мне пора.
- А чай? - спросила Лена. Ей не хотелось возвращаться домой без брата сидеть со взрослыми, пить чай изображать внимание к неинтересным разговорам.
- Ничего не поделаешь, дела, - пожал он плечами. - Увидимся ещё. Пока.
Он помахал им обеим и зашагал по тротуару к дороге. Марина зачарованно наблюдала за ним, а потом шёпотом спросила:
- Твой парень?
Лена расхохоталась.
- Я два дня в городе, - пискнула она сквозь смех. - Ну, и когда бы я успела?
Марина, не отрываясь от исчезающей за углом широкоплечей фигуры, покачала головой.
- Откуда я знаю, какие у тебя способности. Так кто он?
- Двоюродный брат.
- Красавчик, - тоскливо выдохнула Марина.
- Не знаю. Разве?
- А ты что, слепая? Посмотри, какие у него глаза? А руки? Видела? Он когда телефон из кармана вытащил, так небрежно, изящно... ах! А улыбается как. Колени подкашиваются. А девушка у него есть?
- Откуда я знаю, - Лена переложила пакет из руки в руку и снова улыбнулась. - Я этим не интересовалась. Мне-то что?
- Слушай, - Марина резво ухватила её за локоть. - Узнай, а? А если нет, придумай как бы нам всем вместе пообщаться. Ну, Ленка, ну пожалуйста. Я тебе всё что хочешь взамен сделаю
- Марин, я попробую, но ничего не обещаю, я сама его сегодня в первый раз вижу.
- Ну попробуй. Ой, я уже три раза опоздала!
Марина взвизгнула, замахала руками и побежала к остановке. На бегу обернулась и прокричала:
- Я к тебе зайду вечером, ладно? А ты на работу приходи не сегодня, так завтра. Нам нужна официантка.
Окна её новой комнаты выходили на широкую проезжую часть. Машины шумели там днём и ночью, маму очень расстроило это обстоятельство. По её мнению, под окнами дома, в идеале, должен находиться тихий уютный дворик, зелёные кусты, детская площадка. Мир и уют. Это же так приятно, когда по ночам тишина. Лена не любила тишину, поэтому распределение комнат вопросов не вызвало. Мама с явным
облегчением согласилась отдать ей самую шумную. Лене нравилось лежать по ночам с закрытыми глазами и кожей ощущать пульсацию городской артерии, шуршание шин, гудки автомобилей. Она не любила тишину. Это была её тайна, скрываемая уже много лет. Тайна, потому, что Лена знала, как отреагируют родители, расскажи она им. Отец недоумённо пожмёт плечами, мать поморщится. Опять у тебя глупости в голове, скажут они. Лене было жаль свою маленькую прихоть, не хотелось, чтобы её обижали. Поэтому и тайна.
Пустоту комнаты заполняли отблески сотен искусственных городских лун - фар машин. Жёлтые медовые сполохи скользили из угла в угол, сталкивались, переплетались, таяли друг в друге, исполняя загадочный бесшумный танец. Иногда Лене казалось, что это не лучи, а щупальца одинокого осьминога из электрического света. Он печально и безуспешно искал что-то на потолке её комнаты, иногда обрываясь вниз, на стены, но тут же возвращался и продолжал свою методичную работу. Но ему не попадалось ничего на белой гладкой поверхности, за что можно было бы уцепиться. Сквозь полудрёму Лена наблюдала за бесконечной вознёй теней на потолке и лениво думала о том, как грустно и одиноко бедному осьминогу и как, наверное, надоело ему искать непонятно что каждую ночь.
Она лежала на надувном матрасе, втором, найденным в вещах, и чувствовала, как гудят от усталости ноги. Бегать сегодня пришлось много. Сначала занесла покупки домой и узнала, что, что Семён, оказывается, разбирается в электрике и потому через два дня, когда у него будет выходной, придет устанавливать розетки. Так сказать, в качестве родственной помощи. Завтра, когда привезут контейнер с мебелью, дядя явится сюда с несколькими знакомыми грузчиками и все поднимет в квартиру.
- Ну что ты, Оля, - сказал он удивленно маме. - Неужели думаешь, что я в этом городе всю жизнь проработал и связей не завел? Решим все вопросы в лучшем виде.
Дядя вообще оказался приятным человеком. Спокойный, тихий, какой-то очень уверенный, надёжный, он составлял яркий контраст с Лениной матерью. Глядя исподтишка на них, Лена с трудом верила, что они брат и сестра. Впрочем, отец с сыном тоже не были похожи. Наверное, дядя Иван был особенным человеком, отличающимся вообще ото всех. Интересно будет познакомиться с его женой. Какая она?
После торопливого чаепития Лена собрала документы и умчалась в институт. Вступительные экзамены ещё не скоро, но выяснить обстановку не мешало. Поговорить в деканате, посмотреть, есть ли уже расписание экзаменов, какие потоки планируются. Она ещё не решила, на какой факультет будет поступать. В старших классах школы мечтала стать архитектором, хотела уехать в Москву, но денег на обучение в семье не оказалось. Пришлось взрослеть, как сказала мама прощаться с мечтой и реально смотреть на вещи. Учиться жить настоящей жизнью, так сказать. На
Ленин взгляд лучше бы обойтись без таких умений. Но ее никто не спрашивал.
Институт оказался переполнен студентами. Летняя сессия, догадалась Лена. С минуту она постояла у дверей, понаблюдала за деловитыми, разговорчивыми и дружелюбными молодыми людьми. Разница в возрасте между ними и Леной была мизерной, но Лене казалось, что перед ней целая пропасть, которую предстоит перешагнуть. Только бы получилось.
Блуждания по коридорам ничего не дали. Сессия синим пламенем горела в глазах как студентов, так и преподавателей, они смотрели на Лену непонимающим взором и не понимали задаваемых вопросов. Поступление? Куда? Девушка, вы с какого курса? Ах, еще ни с какого, ещё только собираетесь. Вот и приходите через месяц. Где декан? А кто ж его знает где то экзамен принимает. Может, в девятой аудитории, в может, в тридцатой. Нет, зайти нельзя, там же экзамен. Отчаявшись, она плюнула и отправилась в кафе к Марине, договариваться насчет работы. Можно было, конечно, поискать и другие варианты, но Лена не хотела. И зачем? Если копаться и выбирать лучшее, то можно потерять и эту вакансию.
И, естественно, заблудилась. Плутала почти сорок минут, пока случайно не наткнулась на искомое кафе. И курящих на заднем крылечке людей, среди которых была и Марина.
Кафе оказалось маленьким, в два зала, полутемным и явно нуждающимся в ремонте. Но народу в нем сидело немало. Марина протащила Лену через зал, потом кухню, переполненную паром и запахами, шумом льющейся воды и звяканьем посуды. Под нонами лязгала железная плитка, словно на улице. За кухней оказался крошечный кабинет, в котором сидел нервный управляющий.
- Владимир Саныч, - затараторила Марина, распахивая дверь так стремительно, что управляющий чуть из кресла не выскочил. - Владимир Саныч, я к вам девочку привела, помните, я вам говорила. Хорошая девочка, официанткой будет у нас.
- Стучать не учили? - буркнул управляющий. И оценивающе оглядел Лену. - Опыт работы есть?
- Нет, честно сказала она. - Зато есть желание. И график пока что любой подойдет.
- Какие, однако, пошли молодые да наглые, - проворчал он, передвигая по столу какие-то документы. – Если бы не острая нужда в рабочих руках...
Работать Лене предложили с двух до двенадцати ночи, вместе с Мариной. Обязанности простые принимать заказы, обслуживать клиентов, следить за порядком в залах. Всё просто. Зарплата тоже простая. Но Лена была довольна. Пора заканчивать сидеть на шее у родителей и начинать обеспечивать себя самостоятельно.
А вот мама отнеслась к новостям крайне неприязненно.
- Официанткой? - изумилась она, когда довольная Лена прибежала домой делиться новостями. - Зачем это? Тебе заняться нечем?
- Что значит нечем? - не поняла растерявшаяся Лена. - Мама, я работать иду. Не понимаю, почему тебя это не радует.
- Кем идешь работать? Тряпкой возить? Ты для этого у меня школу с серебряной медалью заканчивала? Я для этого на репетиторов тратилась?
- Хочешь, чтобы я тебе отдала все деньги, которые ты на меня потратила? - вспыхнула Лена. Мать хлопнула по столу ладонью.
- Прекрати! Не смей так со мной разговаривать! Плохо, видно я тебя воспитала.
- Мама, я иду работать. Я хочу учиться жить самостоятельно. Мне восемнадцать лет. Не десять, мама.
- Иногда мне кажется, что и меньше, - фыркнула мать недовольно. - Глупые идеи, глупые поступки, абсолютное неумение управлять собственной жизнью. Ты должна думать о поступлении, готовиться к экзаменам, вести себя, как положено воспитанной девушке. А ты? Устаиваешься в какую-то забегаловку обслугой, в первый же день знакомишься непонятно с кем. Ты хоть знаешь, кто эта твоя Марина? Чем она живет кто её родители? Где они вообще? Ты знаешь, что она курит? Чему она может тебя научить?
- Мама, - Лена постаралась смягчить тон. - При чём здесь Маринины родители? Я не знаю, кто они. И, честно говоря, мне это неважно, мне же не с ними общаться. И её курение меня не раздражает. Я же не собираюсь копировать её поступки и поведение. Мам, ну это глупо. Если человек хочет научиться чему-то плохому, то он и без компании научится.
- Ерунда! - заявила мама. - Не нравится она мне. А я в людях разбираюсь. Не подруга она тебе, нечего и придумывать. И на эту дурацкую работу она тебя устроила.
- Понятно, - сказала Лена вставая из за стола. - Марина тебе не нравится. Но постарайся понять, я хочу общаться не с теми, кто интересен тебе, а кто интересен мне. А по поводу работы я вообще ничего не понимаю. Я не вижу ничего плохого в том, что хочу поработать до учебы в институте. Кстати к экзаменам я тоже готовлюсь. Спокойной ночи.
Не дожидаясь ответа, она повернулась и вышла из кухни. С каждым годом становилось всё труднее переносить мамино неодобрение. Накапливалось, наверное, что-то внутри. И всё труднее было сохранять спокойствие и не ссориться. Одно из умений из мира взрослой жизни. Придется привыкать.
Вспомнив об этом, она усмехнулась в темноту. Ей так мечталось о новой жизни, которая начнётся после переезда. Казалось, закончится серая тягостная скука крошечных военных городков, где все друг друга знают и обсуждают, закончится постоянная череда незнакомых лиц, новых школ, новых, и в то же время одинаковых, безликих улочек. Можно будет осесть. Обустроить комнату так, как хочется, не думая о том, что через год-другой отсюда уезжать. Завести друзей, не представляя, как будешь с ними расставаться. Найти свое место и остаться на нём. Казалось, вот оно. Всё, можно расслабиться и просто жить. А всё равно не получается. Снова она делает что-то не так. Раньше, ребенком, она думала,
получается сделать хорошо только потому, что временное хорошим быть не может. Видимо, ошибалась.
Дядя помог маме устроиться на работу. Оказалось, что им на предприятии позарез нужен бухгалтер. Поэтому когда Семён пришел делать розетки, Лена была дома одна.
- Привет, - сказал он, протискиваясь в дверь. - Гостей принимаешь?
- Гостей нет, электриков с удовольствием, - отозвалась Лена. - Проходи. Чаю хочешь?
- Нет, спасибо. Показывай фронт работ.
- М-да, вот это и называется черновая отделка, - пробурчал Семён, легко присаживаясь на корточки возле дырки с торчащим из нее проводом.
- Слушай, - поинтересовалась Лена. - А тебе удобно будет так работать? Тебе же почти пополам приходится складываться. Сколько у тебя рост?
- Метр девяносто восемь, - пробурчал брат, заглядывая в дырку. - И мне в любой позе неудобно, поверь мне. И ты помочь мне ничем не сможешь.
- Тогда хоть посижу рядом, - вздохнула Лена, устраиваясь на полу у противоположной стены.
- Сиди, - согласился он, доставая какие-то инструменты.
Лена понаблюдала за его руками. Руки как руки, обыкновенные. Что только Марина в них увидела? Кстати, о Марине.
- А у тебя есть девушка? - спросила она.
Семён помолчал, потом глянул на неё ехидно.
- Что, подружка попросила узнать?
- Как ты догадался?
Он пожал плечами.
- Ну, это несложно. Она не первая и не последняя.
- Так что ей ответить? - хмыкнула Лена. Он комично насупился и преувеличенно серьёзно произнес:
- Нет у меня никого. И не планируется, так что пусть не мылится.
- А почему? - не удержалась Лена и тут же осеклась. - Ой, извини, я, наверное, не в свое дело лезу.
-А просто так, - отозвался он, продолжая расковыривать розетку. - Не сложилось как-то.
- Ну и ладно, - сказала Лена. - Сложится ещё. Тебе сколько лет?
- Двадцать пять.
- Завидую, - пробормотала Лена себе под нос.
- Почему? - удивился Семён.
- Что?
- Почему завидуешь? Ты только что сказала.
- Я себе, - смутилась Лена. - Так, привычка. Ещё с детства. Говоришь, а тебя не слышат. Забавно.
- Как не слышат? Ты же говоришь.
Она слегка недоумённо пожала плечами.
- Не знаю, просто не слышат, так получается.
- Я слышу, - серьёзно сказал Семён. - И ты не ответила. Почему завидуешь?
- Потому что у тебя уже всё решено. Институт позади, дорога выбрана, знаешь, чего хочешь. Понимаешь, чего хочешь от жизни.
- Думаешь? - он с явным интересом взглянул на Лену. Даже от работы оторвался. - Серьезно? Так думаешь?
- А что, я не права? - ёй вдруг стало неловко под пристальным взглядом тёмных глаз. Ощутила себя насекомым под микроскопом.
- Конечно, нет. Чем дольше живёшь, тем больше проблем возникает, я тебе честно говорю.
Лена не поверила. Встала с пола и сказала:
- Я всё-таки заварю чай. А чем тебе Марина не понравилась?
- Почему не понравилась? - Семен снова осторожно крутил что-то в дыре. - Просто она такая же, как и все. Обычная. И давай закончим о ней. Расскажи лучше, какие у тебя планы на ближайшее время.
Тихое ленивое лето неторопливо шагало по улицам. Разогревало крыши машин днями, жарило асфальт, гнало людей из города, прочь - к озерам и речкам, где ещё прятались остатки прохладного ветерка и свежего воздуха, сохранившиеся с весны. Ночами перегретый воздух лез в окна домов, будто и сам ища спасения от себя. Лена распахивала створки настежь, но это не помогало. Комната круглые сутки была заполнена запахами асфальта, железа и жарой.
В кафе работали кондиционеры, и потому создавалось ощущение, что на работу Лена ходит спасаться. Когда же успело стать так жарко? Ещё месяц назад солнце робко вкрадывалось в город по утрам, а теперь вон, вовсю хозяйничает.
Впрочем, несмотря на жару, жизнь как-то устраивалась. Устаканивалась, как любил говорить папа. Он, кстати, звонил каждый день. Скучает, наверное, без них с мамой. Скорее бы уж закончилась его служба. Мама увлеклась новой работой, и для Лены наступили спокойные времена. Помимо работы она выбиралась иногда куда-нибудь с Мариной, изучала город, привыкала к его ритму. Часто бывала у новой подруги в гостях. Оказалось, она прилично старше Лены, на целых восемь лет. Лена никогда бы об этом не догадалась, если бы Марина не сказала сама.
-Ну да, - беспечно пожала она плечами в ответ на изумлённое выражение лица Лены. - Вот такая я старая. А что тебя так удивляет?
- Да ты как-то не смотришься на свои годы, - пробормотала Лена.
- Моложе выгляжу?
Марина разулыбалась, довольная.
- Не выглядишь. Просто не смотришься. Я не знаю, как объяснить. Впечатление от тебя другое, не взрослое. Вот Сёмке тоже двадцать пять, а он как-то серьёзнее, солиднее.
Марина хохотала долго и с искренним наслаждением.
- Ну, Ленка, ты даёшь. Истина в последней инстанции. Мировой судья, придирчиво оценивающий обвиняемых. Ты всегда такая?
Марина вообще взяла моду её высмеивать. Беззлобно так, действительно смешно. Лена не обижалась. Ей было приятно, что у неё есть подруга, пусть и не совсем привычная ровесница, имеющая одни с ней интересы. А, может, именно поэтому и было приятно.
Иногда, когда в квартире становилось совсем уж невыносимо душно, они выбирались по вечерам во двор, на крошечный бордюр под деревьями, где сидеть приходилось, прижав колени к подбородку. Или присаживались на него, возвращаясь ночью с работы. И Марина начинала страшным шёпотом рассказывать разные истории. Про свою семью, которая живет в пригороде и являет собой образец неблагополучия. Про бывших парней, каждый из которых за удивительно короткое время ухитрялся пройти эволюционный путь от зайчика до козла рядом с Мариной. Про работающих в кафе сотрудников и их личную жизнь. Марине нравилось, что её слушают так жадно, а Лене нравилось, что с ней делятся какой-то недоступной до сих пор жизнью. Среди одноклассниц, в каждом из городков, где Лена проживала, её не очень привечали. Нет, не ссорились, делились булочками в столовой и благосклонно давали списывать, но близкой дружбы завести не успевали. Только привыкнешь к человеку, а он раз - и уедет куда-нибудь. Или ты уедешь. У всех же папы военные.
- Не люблю их, - бурчала Марина, кивая в сторону неизменных бабушек на скамейке перед подъездом. Они с Леной никогда туда не садились, даже в два часа ночи после работы, когда скамейка была пуста.
- Почему?
- Да потому что старые сплетницы. Своей жизни нет, вот и лезут языками в чужую, ковыряются, оценивают. Всё им плохо, всё не так, всё чересчур.
- Так мы же тоже с тобой сплетничаем, - смеялась Лена. - Ты мне только что про личную жизнь хозяйки рассказывала в подробностях, разве нет?
- Хозяйке не горячо не холодно оттого, что мы её обсуждаем. А эти активистки не постесняются влезть в чужую жизнь и подправить её по своему разумению. Думаешь, кто твоей маме про моё курение рассказал? Они. Я сама слышала, как одна из них поймала её у подъезда и давай расписывать.
Марина не удержалась и хихикнула.
- Ой, ты бы видела. Шипит что-то, кривляется, глазища горят, руками размахивает. Красота! И я слышу: "Нет, вы представляете?! Плохая
компания, невоспитанная особа, а как же ваша девочка?" Влетело тебе от матери?
- Да не особо, - пробормотала Лена. И, помолчав, задумчиво добавила.
- Знаешь, а ведь действительно, можно озлобиться, если твоя жизнь заканчивается, а ты смотришь на это и ничего поделать не можешь. Они же, наверное, не от природной злобы бесятся, а от собственного бессилия.
- Умная ты, Ленка, - хмыкнула Марина. - И всех оправдать пытаешься. Нет, они всё равно старые заразы, в этом меня никто не переубедит.
Сама Лена рассказывала мало. Было как-то нечего. Ничего интересного в её жизни пока что не происходило. Марина очень активно расспрашивала её о Семёне, и Лена сообщала, что удавалось узнать. Вот, например, познакомилась с его мамой. Властная такая тётка, громовая, командует ещё охотнее, чем Ленина мать. И, оказывается, муж у неё под каблуком. Семён? Да нет, он, вроде бы, не очень-то мать слушается. Но предпочитает не скандалить и не доказывать свое мнение с пеной у рта. И правильно делает, кстати. Такие люди, как тетя Люба, никогда не отказываются от своего мнения. Бессмысленно им что-то объяснять.
Марина жадно слушала, вздыхала, закатывала глаза. Её явно не убедило переданное Леной сообщение о нежелании Семена заводить с ней отношения. Она просто отмахнулась от него.
- Все они так говорят. Нужно просто знать, чем их зацепить. Ничего, я найду подход. Ты только помоги мне, ладно?
Помощь заключалась в очень простых действиях. Например, сообщать Марине, что брат пришел в гости, а уж она находила способ заглянуть к Лене по очень важному делу или случайно столкнуться с добычей у подъезда. Семён комично грозился надрать сестре-предательнице уши, но не переставал ходить. Помогал Лениной маме обустраивать квартиру, что-нибудь чинил, гулял с Леной, показывая ей город. И старательно избегал общения с Мариной.
В середине июня они бродили по гранитной набережной местной реки, и Семён в лицах расписывал, как вчера его начальник напортачил с каким-то важным контрактом. Причем сам, даже свалить ни на кого не получилось. Секретарша принесла идеально составленные и трижды проверенные документы на подпись, а он то ли не там расписался, то ли не ту печать поставил - неизвестно. Но ругался потом матом. Заперся в кабинете - и давай материться. Громко так, от души. Всем богам досталось, всем криворуким родителям, изготавливающим детей-идиотов, судьбе-злодейке и много ещё кому.
Город развалился, как кот на солнце. Днём на набережной практически никого не было, редкие прохожие спешили перебежать через раскалённые гранитные плиты и спрятаться в тень. А Лену, наоборот, манила вода. От речной глади тянуло запахом тины и песка, течение медленно тащилось где-то в самой глубине реки, будто тоже прячась от жары. Лена подошла к самому краю набережной и присела на корточки, пытаясь разглядеть дно.
- Что ты там видишь? - поинтересовался Семён. Она пожала плечами.
- Ничего. Жалко.
- А что хотела увидеть? - он тоже присел рядом, уставился на воду.
- Что-нибудь интересное. Представляешь, вот мы сидим здесь и разговариваем, и всё как обычно. А там, на дне, происходит что-то загадочное, где-нибудь в песке, под самым дном лежит древняя ваза, которой лет триста-четыреста. Чей-нибудь скелет обнимает её и прижимает к груди. Может быть, он отдал за неё жизнь. А может, ещё что-нибудь случилось.
Она запнулась и искоса глянула на Семёна.
- Смешно, да?
- Здорово, - задумчиво отозвался он. - Прямо представил себе все это.
Лена смущённо рассмеялась.
- Ну вот. А я думала, смеяться будешь. Как все. Как, например, родители.
- Над таким нельзя смеяться, - возмутился Семён. - Это же как ребёнку сказать, что Деда Мороза не существует. Кстати, о Деде Морозе.
Он поднялся и подмигнул.
- Мороженого хочешь?
Лена закатила глаза.
- Мне кажется, я за это лето съем несколько тонн мороженого. На всю жизнь отъемся.
- На всю вряд ли. Пошли, а то мне ещё на работу надо заехать.
- А зачем тогда вообще приезжал? - удивилась Лена. - Я думала, у тебя выходной, и ты здесь гуляешь.
- Нет, - Семён отмахнулся. - Выходные у меня редкость. Как и рабочий график в принципе. Я работаю всегда и неизвестно когда. Оборудование - это такая штука, которая либо ломается вся сразу в три часа ночи, либо месяцами пашет и не создает проблем.
- Тогда зачем ты приехал?
- Знаешь, мне тоже хочется иногда увидеть, что там, на дне. - он смотрел на реку, не замечая внимательно разглядывающей его Лены. - Просто отдохнуть. А единственный шанс на это - кажется, ты.
- Никогда бы не подумала, что мои детские фантазии могут дать кому-то возможность отдохнуть, - пробормотала Лена.
- Так мы идём или нет? - Семён улыбнулся хитро. - Тут, кстати, тоже есть один замечательный магазинчик.
Мороженое действительно оказалось потрясающим. Лена начала думать, что Семён специально проводит разведку местных точек продажи мороженого перед прогулками с ней.
- Слушай, а как ты относишься к музыке? - Спросил он, забирая у Лены пустой стаканчик.
- К какой?
- Альтернативной. Просто есть одна группа, я знаком с её солистом и знаю, что у них через неделю концерт. Хочешь сходить?
- Не знаю, - Лена пожала плечами. - Если на мою смену не попадёт.
- Поменяйся.
- Нет, не хочу. Только начала работать. Зачем портить отношения с начальством?
- Ну ладно, тогда подсчитывай.
- Хорошо.
Лена поднялась со скамейки и, подумав, попросила:
- А достань два билета. Сможешь?
- Так их и так будет два, - не понял Семён. - Тебе и мне.
- Нет, не только. Ещё Маринке.
Теперь настала очередь Семёна закатывать глаза.
- Смерти моей хочешь? - поинтересовался он. - Она же весь вечер будет висеть на мне. Всю душу вынет, честное слово.
- Ну так и не сопротивляйся, - хихикнула Лена. - Она же хорошенькая. И умная.
- И мне совершенно не нравится, - дополнил Семён безнадежно. - Но меня, похоже, никто не спрашивает. Ладно, достану. Только тогда вы пойдете точно, смена там или нет.
- Класс! - Лена чуть не захлопала в ладоши. - Пошли к остановке. Ты на работу, а я Маринку радовать.
Впрочем, ждать до дома терпения не хватило. Она позвонила подруге ещё из автобуса.
-Ты мне шоколадку должна, - сказала она вместо приветствия.
- Зайди за ней, - предложила Марина весело. - У меня их даже две. А за что должна?
- А вот сейчас приеду и расскажу, - пообещала Лена. Настроение было чудесным. Она вдруг подумала о том, как приятно нести человеку радость. Как огонёк в ладонях, как подарок в руке. Как маленькую птичку с быстро колотящимся сердечком в рукаве.
Марина ждала её, изнывая от нетерпения. Даже липкая духота квартиры не мешала ей бегать по комнатам.
- Ну что? - набросилась она на подругу с порога. - Что там?
- Там билеты на концерт. Тебе, мне и Семёну. Через неделю, - сказала Лена, чувствуя, как моментально прилипает к спине футболка. В помещении было совершенно невыносимо. Маленький вентилятор безуспешно гонял вокруг себя всё тот же горячий воздух.
Марина замерла на месте, потом, наконец, переварила услышанное, взвизгнула и рванула к шкафу.
- Срочно! Помоги мне выбрать, что надеть. Срочно!
Лена уселась на диван и вытянула ноги.
- Я в этом ничего не понимаю, - сказала она. - Но рада, что тебе понравилось мое сообщение.
- Понравилось? - Марина обернулась от шкафа. Глаза её сияли. - Да я просто счастлива! Честное слово, спасибо!
- Неужели Семён тебе так нравится? - поинтересовалась Лена.
- Очень. Просто очень. Он когда улыбается, у меня ноги подкашиваются. Я в него влюбилась прямо с первого взгляда.
- Влюбилась? Ты же его совершенно не знаешь. Как можно любить человека, которого не знаешь?
Марина отбросила какую-то кофточку и уставилась на собеседницу.
- Господи, я же всё время забываю, что ты маленькая совсем. Ленка, запомни, любить человека и знать его - разные вещи. И они не сочетаются. Никогда, понимаешь?
- Как это? - Лена рассмеялась. - Ты что?
Марина вздохнула и села рядом с ней на диван.
- Когда любишь, тебе становится всё равно, кто этот человек, какой он, чем живет. Любая информация о нем становится шелухой, ненужной и незаметной пылью, ничем. У тебя появляется своя. Свой взгляд, своя правда. И тебе уже не нужна чужая. Понимаешь?
Лена помотала головой:
- Не очень, - неуверенно сказала она. - Как-то это неправильно.
- И это тоже запомни, - сказала Марина. - У любви нет правил. Никаких. Впрочем, у всей жизни в целом нет правил. Но у любви в частности.
Лена молча смотрела на подругу. Марина ещё раз вздохнула:
- Ладно, чего я тебе объясняю. Вот влюбишься сама, и все поймёшь. Это надо пережить, а не переговорить.
Она вернулась к шкафу, подхватила две кофточки и приложила к груди.
- Эту или эту?
Ночь была растворена в свете фонарей, расставленных возле клуба, когда они вышли на улицу. Лена чувствовала, как подгибаются уставшие от стояния на одном месте ноги. Марина безудержно хохотала:
- Ой, я не могу! - выдавила она, наконец. - Ой, этот мальчик смешной!
- Это почему? - поинтересовался Семён, довольно выразительно поглядывая на Лену. Та тоже не удержалась и хихикнула. Похоже, потом этого вечера брат ей не простит.
- Не знаю, - Марина фыркнула, немного успокаиваясь. - Важный такой, надулся, как индюк, смотрит - ой, не могу!
Она снова рассмеялась. Лена покачала в руках сумочку.
- Ну что, домой? - поинтересовалась она весело. - Поздно уже. Я, конечно, предупредила, что пошла с тобой гулять, но совесть же надо иметь.
- Ага, - согласилась Марина. - Домой.
- Пошли, я вас провожу, - сказал Семён.
Они вышли за ограду клуба, и их мгновенно накрыло темнотой. Шум ещё слышался, но уже не стучал по ушам звонкими барабанами.
- Там, между прочим, дискотека началась, - мечтательно сказала Марина. - Эта группа объявила, что поработает после концерта ди-джеями. Потанцевать бы.
-Я пас, - отказалась Лена. - Я уже на ногах не стою. День какой-то слишком длинный оказался.
- Я тоже, - вздохнул со скрытым облегчением Семён. - Работа завтра.
- Да я тоже чисто теоретически, - с сожалением протянула Марина. - Мне тоже завтра на смену. Причем с утра.
- Это куда? Нам же выходить только послезавтра, - изумилась Лена. Марина отмахнулась.
- Так, помочь обещала. Завтра в девять нужно быть на другом конце города.
Она легко вспрыгнула на невысокий бордюр и зашагала по нему.
- Осторожнее, свалишься, - философски заметил Семён.
- Да ладно, - отозвалась Марина. И тут же вскрикнула. Каблук попал в щель между камнями бордюра. Нога сложилась в лодыжке.
Семен успел подхватить падающую девушку и поставить на ровный асфальт, но та уцепилась за его плечо и зашипела от боли.
- Что случилось? - испугалась Лена. - Маринка, ты как?
- Больно, - промычала та сквозь стиснутые зубы.
- Допрыгалась, - Семён вздохнул и поднял Марину на руки. - Пошли.
- Куда?
- Ко мне, - отрезал он. - Надо хотя бы посмотреть, что случилось. Что мы тут в темноте увидим?
- А твои родители одобрят такой ночной приход? - неуверенно спросила Лена.
- А их нет. Они в самую жару на дачу переселяются. Говорят, что в квартире летом вообще жить невозможно.
- Я их понимаю, - согласилась Марина. Она удобно устроилась на руках у Семена и, похоже, чувствовала себя на своем месте. Лена же наоборот, ощутила себя неловко.
- Может, я тогда домой пойду? - предложила она. - Чего я с вами?
- Даже не думай, - отрезал Семён. - Ночью, одной, через полгорода. И ты надеешься, что я тебя отпущу?
- Может, Ленке такси вызвать? - предложила Марина.
- Нет уж. Дойдем, посмотрим, что с твоей ногой, тогда и вызовем такси вам обеим, - сказал Семён. Марина едва заметно вздохнула. Лена покорно потащилась за уже шагающим вперед братом.
- Тут недалеко, - сказал он. - Минут десять, если дворами.
Дошли они действительно быстро. Поднялись на лифте до квартиры, зашли внутрь, где Семён и сгрузил Марину на диван в гостиной. Лена мимоходом отметила, что он почти не запыхался. А ведь Маринка не слишком хрупкая девочка.
Эта самая девочка тем временем растянулась на подушках с гримасой боли на лице.
- Лен, принеси из холодильника льда, - сказал Семён, снимая Маринину босоножку. Осмотрел лодыжку, вздохнул, приложил принесенный пакет.
- Похоже, небольшое растяжение, - констатировал он. - Наступать нельзя хотя бы до утра.
Марина расцвела. Семен тут же быстро добавил.
- Я вам с Ленкой здесь постелю. А до завтра должно полегчать.
Лена помрачнела. Может, и правда на такси уехать? Только не отпустит никто. Придется объяснять матери, где и почему пропадала всю ночь.
- Тете Оле я сам позвоню, - добавил Семён, глянув на Ленино лицо. Взгляд его был красноречивым - сделаю все, что хочешь, только останься и не бросай меня наедине с подружкой. Лена вздохнула и смирилась. Сама заставила Семёна её пригласить, теперь пришла пора расплачиваться.
Спать при такой жаре было просто невозможно. С полчаса Лена сочувственно повздыхала под Маринино ворчание о её несчастливой судьбе. Потом подруга безмятежно задрыхла, а Лена проворочалась ещё с час, путаясь во влажной липкой простыне, и, наконец, плюнула и встала. Пить хотелось невыносимо. Натянув футболку, она на цыпочках прокралась на кухню и наощупь нашла на столе стакан.
- Лед, если хочешь, в морозилке, - раздалось от окна. Лена вскрикнула и чуть не уронила стеклянную посудину.
- Тоже не спится? - безмятежно спросил Семён.
- Ага. А ты чего в темноте сидишь?
Она налила воды из-под крана и уселась за стол.
- Настроения нет, свет включать, - усмехнулся брат. Она скорее услышала, чем увидела эту усмешку.
- А на что есть настроение?
Он помолчал, потом вдруг спросил:
- С тобой было когда-нибудь такое, чтобы обстоятельства оказывались непреодолимыми, и в то же время толкающими тебя вперед?
- Я тебя не очень понимаю, - призналась Лена. - Обстоятельства бывают либо непреодолимыми, либо вынуждающими. О чём ты?
-Сейчас переведу на твой язык, - он опять усмехнулся.
- На мой?
- Ага. Стоишь ты на рельсах и смотришь, как на тебя надвигается поезд. Быстро так, неотвратимо. И он не свернет, и ты сойти не можешь. Так и стоишь. И смотришь. Бывало?
- Нет, наверное, - медленно сказала Лена. - Но я плохой советчик. У меня вообще мало что было в жизни. Как Маринка говорит, я ещё маленькая.
- Это и страшно, - непонятно про что пробормотал Семён. - Вот это и страшно.
- Что?
- Что ты ничего ещё не понимаешь.
Снова воцарилось молчание. Лена чувствовала себя неуютно, словно присутствовала при чём-то очень личном и чужом. Рядом с ней сидел человек, который сейчас напряжённо размышлял. Ему не нужно было делиться своими мыслями. Ему не нужен был кто-то сочувствующий. А она
сидела тут и мешала. Вот только возвращаться сейчас в комнату к спящей Марине было выше её сил.
- А почему ты назвал другое объяснение переводом на мой язык? - робко поинтересовалась она.
- Что? - переспросил Семён. - А, да. Так это же тебе привычней мыслить вот так, образами. Я уже приспособился воспринимать их от тебя.
- Смешно, - хмыкнула Лена. - А я и не замечала.
- Да ну, - Семён явно удивился. - Это же невероятно. Ты такие картинки рисуешь иногда, просто не понимаешь, как у тебя получается настолько по-другому смотреть на вещи. Неужели тебе никто не говорил об этом?
- Мне родители всегда говорили, что надо реальнее относиться к жизни, - серьёзно сказала Лена.
- Не вздумай, - так же серьёзно сказал Семён. - Никогда не меняйся. Иначе это будешь уже не ты.
Они снова помолчали.
- Пойду, попробую поспать, - сказала, наконец, Лена, поднимаясь. В квадрате кухонного окна где-то за домами прорезалась тоненькая серая полоска рассвета.
- Ага, - кивнул Семён. - Там у вас окно открыто? Если нет, распахивай настежь. Вдруг под утро будет легче.
Как ни странно, Лена уснула, едва только голова коснулась подушки. И ей тут же приснился поезд. Такой шумный, грохочущий, стремительно приближающийся, остро пахнущий бедой. А она стояла, приросшая к рельсам, и дрожала от тоскливого ожидания. А в голове далеким эхом звучали слова Семёна: "Жаль, что ты ничего не понимаешь".
Этот грохочущий сон был оборван воплем Марины:
- А-а-а! Я же проспала!
Она стремительно взлетела с дивана, чуть не уронив стоящую рядом табуретку, и принялась с руганью одеваться. Лена открыла глаза и сонно спросила:
- Ты чего?
Но Марина только отмахнулась, натягивая короткую юбку.
- Если ты со мной, то поднимайся, - бросила она. Лена тоже потянулась за одеждой.
- Конечно, с тобой. Мне давно пора дома появится. Так чего ты так подскочила?
- Я же говорила вчера - обещала помочь, подменить знакомую из другого кафе. Мне через час уже там быть, а я еще не переоделась и не добралась.
- Точно, ты же говорила, - Лена потерла лоб ладонью, припоминая. Эта бессонница от жары её когда-нибудь доведет.
В комнату, постучавшись, заглянул Семён.
- Вы уже встали? Марина, как нога? Чаю хотите?
Марина расцвела улыбкой, но с сожалением покачала го
- Спасибо огромное! Только не могу, опаздываю. Нога, кстати, совершенно не болит. У тебя золотые руки, ты даже простой лед превращаешь в чудо-лекарство.
Семён хмыкнул, но ничего не ответил.
- Давай скорее, - поторопила подруга Лену, вылетая в прихожую. Та кинулась за ней, насмешливо глянув на брата. Вот, дескать, видишь, девушка старается, дифирамбы тебе поет, а ты! Он нехотя улыбнулся.
Ремешок босоножки заел. Тонкий металлический язычок изогнулся под странным углом и категорически не желал пролезать в нужную дырку. Марина, давно обувшаяся, тихо шипела над ухом, как раздражённая кошка, поторапливая Лену, потом махнула рукой и заявила:
- Все, у меня времени тебя ждать больше нет. Добирайся сама, а я побежала. Семён, спасибо за гостеприимство.
Она выскочила за двери прежде, чем Лена успела ответить. Та молча бросила возиться с застежкой и со вздохом села прямо на пол.
- Сумасшедшее утро, - пробормотала она. Семён тоже согласно вздохнул.
Он стоял, прислонившись к стене и сложив руки на груди. Лицо его было осунувшимся, на щеках проступала щетина.
- Что, так и не ложился? - с сочувствием спросила Лена. Он кивнул.
- Ничего, сейчас я уйду, а ты высыпайся. Больше никто надоедать не будет
Семён помолчал, потом сказал с некоторым усилием:
- Тебе необязательно уходить.
- Что?
Она не поняла, подняла голову, посмотрела на него. Утренние лучи солнца били ему в спину из кухонного окна. Он стоял и молчал.
И вдруг, словно сдернули невидимую плёнку со всего вокруг. Лена увидела. Увидела то же самое, что и раньше, но не так. Увидела его глаза, выражение лица, такое же, как обычно, только теперь она понимала его значение. Увидела каждую чёрточку, каждый штрих окружающего мира, каждую мельчайшую деталь, почувствовала запах и вкус. Жизнь раскрылась, как бутон цветка, прямо у Лены на глазах, ошеломив её и испугав.
Семён молчал. Кажется, он жалел о вырвавшихся словах и судорожно придумывал, как перевести их в шутку. Лена прикусила губу и тихо спросила:
- Вот ты вчера говорил о том, что надвигается медленно и неотвратимо. Как поезд. А что делать, если неотвратимости нет? Если поезд сбивает тебя тогда, когда ты этого совсем не ждешь? У тебя такое было?
Она смотрела прямо на него. Семён молча оторвался от стены и протянул ей руку. Она взяла её.
- Что-то теперь будет, - негромко и рассеянно произнёс Семён. Он смотрел в окно, кажется, не видя, что происходит за ним. Лена сидела на диване, обхватив руками колени.
- А что будет? - удивилась она. - Теперь всё хорошо будет. Мы же вместе.
- Глупая, глупая девочка. - его голос был нежным и печальным. - Кто же даст нам с тобой быть вместе?
- А почему не дадут? - Лена непонимающе посмотрела на него. - Что тут такого?
- А сама не понимаешь? Мы брат и сестра.
- Ну и что? Не родные же. И потом, мы любим друг друга. Разве этого не достаточно?
- Для нас достаточно, - тихо сказал Семён, не поворачиваясь. - А для окружающих - нет.
- Я не понимаю тебя. - её голос стал жалобным. - Разве окружающие не хотят нам счастья? Твои и мои родители, друзья, все-все?
- Хотят. Но не такого, - усмехнулся Семён.
- Что значит не такого? Разве им виднее, какого счастья хотим мы? Какое нам нужнее? Я не понимаю, разве чьё-то мнение помешает нам быть вместе?
Семён резко развернулся, шагнул к дивану и присел на корточки. Взял её ладонь в свои.
- Знаешь, что ты удивительная? - сказал он шепотом. - Знаешь? Верь мне, ты именно такая. Таких больше не бывает. Ты как свежий ветер посреди этого сумасшедшего лета. Оказалась рядом и всё, стало легче, есть, чем дышать. Живёшь так, живёшь, и не понимаешь, зачем. Правильные планы, распределённая жизнь. Всё по полкам. Там учёба, тут работа. И больше ничего. Самого себя теряешь среди этих полок. Не хочется ни революции совершать, ни солнечному дню порадоваться. А потом ты. Понимаешь?
Она понимала. Держала его за руку, слушала торопливые бессвязные фразы и понимала. Чувствовала, как тает сердце от звука его голоса. Слышала каждое его слово не ушами, чем-то другим, что вздрагивало и ежилось внутри. Понимала.
- Ты когда появилась, я будто мир по-другому увидел. У тебя глаза такие чистые. Ты знаешь, как нужно жить. У тебя всё живое. Тебе нравится или не нравится что-то, но ты не замотана в толстую плёнку. Ты настоящая. Помнишь, там, на набережной, когда ты рассказывала мне о том, что может быть на дне? Я вдруг увидел это. Заразился от тебя. Влюбился, как дурак. В первый раз по-настоящему, потому что в настоящую. Понимаешь? Ничего ты не понимаешь, маленькая девочка, фея из далекой сказки. И не поймёшь.
Лена не обиделась, в голосе Семёна было столько отчаяния, столько жара и желания объяснить, передать, что невозможно было обижаться. Кажется, именно он переживал больше всего, что он чего-то не поймет, чем Лена.
Она потянула его за руку, заставляя подняться на диван. Обняла за шею, заглянула в глаза и уверенно заявила:
- И не собираюсь понимать. Ты меня любишь?
Он кивнул с очень несчастным видом.
- И я тебя, - сказала Лена. - Вот и все. Остальное неважно. Мы справимся. И нас, в конце концов, поймут и примут. Ведь главное это то, что мы будем счастливы.
Он погладил её по голове и тихо сказал:
- Ты просто не представляешь, что начнётся, если мы оставим эту любовь себе, глупая моя.
- Неважно. Всё будет хорошо.
Он обнял её, прижал к себе и со вздохом согласился.
- Будет. Когда-нибудь. Всё равно дороги назад уже нет. Вот про это я и говорил. Ты заставляешь жизнь двигаться вперед. Ты придаёшь ей силы, а не она тебе.
Тишину комнаты вдруг разорвал звонок телефона.
- Это мой, - Лена вздрогнула, выпуталась из рук Семена, и потянулась к сумке.
- Ты где? - недовольно поинтересовалась мама, когда Лена поднесла трубку к уху. - Семен предупредил, что вы с Мариной в травмпункте, но это было ещё ночью. Я ушла на работу, вернулась пораньше, а тебя всё нет. Я так понимаю, и не было. Что происходит?
Лена внутренне сжалась от её тона. Мать явно была крайне зла. Вот дочери попадет, когда она вернётся.
- Я скоро буду, мам, - сказала она. На ходу в голове складывалась правдоподобная версия. В самом деле сейчас не время для правды.
- Мы потом к Марине поехали, мам. Я у неё и осталась, она же совсем передвигаться не могла. А теперь на работу забежала. Скоро буду.
- Я уже ухожу обратно, - сказала мать. Очень надеюсь, что вечером, когда я приду, ты будешь дома.
- Хорошо, мам.
Лена положила трубку и покачала головой. Потом повернулась к Семёну.
- Мне пора.
- Я провожу.
- Не надо, я сама.
- Я просто опасаюсь, что ты уйдёшь, завернёшь за угол и исчезнешь навсегда.
- Не исчезну, - рассмеялась Лена.
Они вышли в прихожую, и Лена, присев на скамейку, принялась натягивать босоножки. Но, вдруг, остановилась и подняла глаза на стоявшего рядом Семёна.
- Ты и правда считаешь, что все вокруг будут против наших отношений? И никого нельзя будет убедить, что это наш выбор? Что мы именно так хотим?
Он кивнул:
- Я пока не знаю, что делать, - сказал он тоскливо. - Просто не представляю. Может, уехать куда-нибудь? Поедешь?
- Куда? Зачем? Мне в институт осенью. У тебя тоже здесь вся жизнь. Почему мы должны из-за мнения других ломать нашу жизнь?
Она резко встала и направилась к двери.
- Давай просто не будем пока никому ничего говорить, - предложила она, открывая замок. - А там видно будет. Неужто мы ничего не придумаем вместе?
Семён улыбнулся и кивнул.
- Как скажешь. Иногда мне кажется, что ты в разы мудрее, и тебя стоит слушаться.
Лена расхохоталась и сбежала вниз по ступенькам. На душе пели птицы.
Самым тяжелым оказалось пережить бурный эмоциональный монолог Марины в тот же вечер, поторопившейся поделиться впечатлениями с подругой.
- Ой, ты видела, как он смотрел на меня? - закатывала она глаза. Понимаешь, он такой... Ну, такой... Как он меня на руки поднял. Я прямо вся так и растаяла. Дышать перестала.
Лена молча разглядывала клеёнку на кухонном столе. Ничего не сказать сейчас стоило невероятного труда. Её единственная подруга рассказывала ей, как ей нравится Ленин любимый человек. То, что ещё вчера казалось милым и забавным, сегодня причиняло боль.
- Чего ты молчишь? - Наконец заметила её состояние Марина. - Слушай, я же тебя не спросила, забыла совсем. Что он говорил про меня, когда вы там вдвоем остались? Рассказывай срочно.
Лена незаметно выдохнула сквозь зубы. Да уж, они разговаривали. И, конечно, о Марине.
- Я почти сразу за тобой ушла, - пробормотала она, наконец, не глядя на Марину. - Мы и не разговаривали.
- И ты ничего не спросила про меня? - возмутилась та. - А ещё подруга называешься! Мало того, что осталась на ночь зачем-то, так ещё и не выяснила ничего.
- Я и не хотела оставаться, - Лена, наконец, подняла голову. - Меня Семён оставил. Сама же слышала.
- Нужно было настоять, - наставительно, хотя и без особой обиды, произнесла Марина. - Я бы и денег на такси дала. В таком случае третий - лишний.
Сердце сжималось где-то глубоко внутри болезненными судорожными движениями.
- Ладно, - сказала Марина мечтательно. - Главное - начало. У меня будет ещё случай, я своего не упущу. Ты не представляешь, как мне твой братишка нравится. Просто не представляешь.
- Я пойду, - сказала Лена, поднимаясь.
- Ты чего? - Удивилась Марина, возвращаясь в реальность. - У тебя что-то случилось, что ли?
- Проблемы дома. Из-за этой ночёвки, - отмахнулась Лена. - Ничего, прорвёмся.
- Ты завтра на работу не опоздай, - напутствовала её вслед подруга. - Увидимся возле подъезда, как обычно, за полчаса до смены.
Спустившись, Лена отказалась от ужина и прошла к себе. Закрыла дверь, легла на надувной матрас, уткнулась лицом в подушку. Семён был прав. Есть люди, которые их никогда не простят. Например, Марина. И снова Лена останется в одиночестве, снова у неё не будет ни одной подруги. Та будет считать, что Лена её предала. Но разве она виновата, что так получается? Что ей делать? Что она может вообще сделать в таком случае?
В дверь постучали.
- Ты себя хорошо чувствуешь? - спросила мама. - Почему не поела?
Плохо. Очень плохо.
- Не хочу, мам. Просто устала. Всё из-за этой жары, - отозвалась Лена, не открывая дверь.
- Ну смотри, - сказала мама, и послышались её удаляющиеся шаги.
Это просто надо пережить. Просто пережить. У нее теперь есть Семён, и всё будет хорошо, рано или поздно.
День, ночь, день, ночь. Все вокруг сжалось до крошечной точки, вмещающей в себя бешеную энергию. Лена оказалась переполнена новым, непривычным для нее чувством, ошеломительным, сбивающим с ног, как лавина. Ей было страшно и сладко, когда она тайком встречалась с Семёном в парке или на окраине города, когда прибегала к нему домой, бросалась ему на шею и видела его глаза так близко от своих. Её распирало от желания обнять весь мир и поделиться с ним своим счастьем, первым в её недолгой жизни, настоящим, прекрасным.
Но, под влиянием слов Семена, она молчала. Берегла свою тайну, как птенца в ладонях.
- Когда бы мы ни рассказали окружающим, реакция будет одинаковая, - сказал он однажды. - Так что давай не будем сами торопить события. Просто побудем вместе без пристального внимания окружающих.
- А дальше? - спросила Лена. Ей хотелось знать, что дальше будет лучше и проще. Ну не может же быть так, чтобы их не поняли и не простили.
Но Семён только головой покачал.
- Не знаю, потом и увидим.
Она была согласна, согласна на все, что он говорил. Лишь бы рядом.
Немало неприятных минут доставляло общение с Мариной. Подруга, полная радужных мечтаний и надежд, в красках расписывала Лене, как ей нравится Семён, и как она обязательно добьется его внимания.
- Ты не представляешь, - воодушевленно говорила она почти каждый вечер, когда они возвращались с работы вдвоем. - Я, когда его увидела, сразу поняла, что мы просто созданы друг для друга. Ленка, это так здорово, что мы с тобой познакомились. Ведь без этого я бы не увидела своего прекрасного принца. Лен, ну чего ты молчишь? Что-то ты странная в последнее время.
- Да нормальная я, - мямлила Лена, не поднимая глаз.
- А почему по вечерам не заходишь? Раньше забегала каждый день, а теперь что? Тайны от меня появились?
- К поступлению готовлюсь, - отмахивалась Лена.
Ей безумно хотелось все рассказать подруге, признаться, повиниться и снять с себя этот груз невольного предательства. Но было страшно. Кроме Марины да Семёна у нее больше никого здесь в этом городе и не было. Очень не хотелось вот так, грубо и резко, прерывать хорошие отношения, терять человека, ставшего уже ей дорогим. Лена слишком быстро привыкала к людям.
Мама работала практически целыми днями и с Леной сталкивалась только по утрам на кухне. Кажется, она не замечала ничего. Иногда Лена, оставаясь одна в пустой квартире, останавливалась возле зеркала и внимательно рассматривала себя. Недоумевала. Ну как же, как они все не видят? Она же сама себя не узнает. И глаза другие, и выражение лица изменилось, и вообще, сама на себя стала непохожа. Нет, рано или поздно кто-то должен был зацепиться взглядом за нее, рассмотреть, понять, что что-то не так. Лена одновременно ждала и боялась этого момента.
В один из своих выходных она прибежала домой к Семёну. Принесла любимое мороженое, холодный чай и свежие сплетни с работы. Он взял её, едва открыв дверь, утащил на кухню, не выпуская из рук, достал тарелки со смешными синими цветочками. Лена уже давно чувствовала себя здесь как дома. Сбросила легкое летнее платье, шелковое мнущееся, натянула старую футболку Семена, угнездилась на диване. Солнце било в окна даже сквозь задернутые шторы. Семен уселся рядом.
- Хорошо, что ты здесь, - сказал он. Лена улыбалась. Ради этих слов она готова была вытерпеть и не такие неудобства.
- Ешь мороженое, а то оно растает, - рассмеялась она. - Я же тебе принесла.
- Я не хочу мороженого, я хочу смотреть на тебя.
Он потянулся к ней ладонью. Лена наклонилась, чтобы чмокнуть его в щеку, и тут прямо над ухом раздалось тихое и зловещее:
- Та-ак...
Лена и Семён вздрогнули и отпрянули друг от друга.
На пороге комнаты стояла мать Семена - тетя Люба. Лицо её было непроницаемым, глаза метали молнии.
- Мама? - Спросил удивленно Семён. - Я тебя не ждал.
- Я заметила, - процедила она. - Что здесь происходит?
Впрочем, было видно, что объяснений ей не требуется. Да и объяснять ничего не надо было. Картина представлялась вполне понятной.
- Что же вы творите? – Спросила тётя Люба с нарастающей злостью в голосе. - Вы, оба, соображаете, что делаете? Семён, у тебя мозги есть? Она же твоя сестра! А ты, распущенная девчонка, не понимаешь?
Её голос внезапно сорвался на визг, тонкий, пронзительный, злобный. Лена сжалась в комок, не смея поднять глаза.
- Прекрати, - устало сказал Семён. - Мам, не надо истерик. Мы...
- Какое еще мы? Никакого мы я не позволю! - Заорала она, перебивая, наконец, врываясь в комнату. А ну-ка, марш отсюда!
Она попыталась схватить Лену за волосы. Та в ужасе вжалась в спинку дивана. Семен вскочил и перехватил материнскую руку.
- Мама!
- Выметайся отсюда! - Бушевала та, пытаясь дотянуться до Лены. - Пригрели змею на груди! Бесстыдница! Распутная девчонка!
Лена схватила со стула платье и бросилась на кухню, оттуда,едва натянув тонкую тряпку на себя, не глядя, ко входной двери. Щеки её горели, губы дрожали, мысли путались. Из комнаты доносились брань и крики.
- Лена! - Семен выскочил вслед за ней, но за его спиной снова появилась тетя Люба, вцепилась ему в плечо, завизжала на ультразвуке:
- Не пущу! Ты останешься здесь, а этой чтоб и духу не было!
- Лена!
Но она уже выскочила за дверь и, размазывая по щекам слезы, рванула вниз по лестнице, забыв про лифт. Но не успела пробежать и пролёта, как чуть не сбила поднимавшуюся по лестнице Марину. Увидев Лену, подруга начала было:
- Ой, Ленка, ты тоже здесь? А я, понимаешь, решила зайти...
Её фразу оборвал грохот. Вслед Лене из дверного проемы вылетела её сумка, а затем появившаяся тётя Люба звонко закричала:
- И чтоб не появлялась здесь больше, дрянь! И к моему сыну не подходила! Никогда!
Отшатнувшаяся Лена как в стену уперлась в недоуменный взгляд Марины. Долю секунды подруга переводила взгляд с тети Любы на Лену, затем на лице её мелькнуло понимание.
- Мама! - Семен с явной злостью захлопнул дверь перед носом продолжавшей сыпать угрозами и оскорблениями матери.
Марина прижалась спиной к подъездной стене. На лице её проступила почти детская обида губы задрожали.
- Ты.., - выдавила она, глядя на Лену. Не в силах больше выносить этого взгляда, этого выражения, этой ощутимой, нарастающей, готовой выплеснуться на нее волны ненависти, Лена молча подняла сумку и застучала каблуками вниз по лестнице.
Ноги не шли домой. Устав саму себя уговаривать, Лена села на лавочку и уставилась на заполненную народом площадь. Люди торопились с работы домой, выгуливали детей, спешили по своим делам. Возле памятника в центре о чем-то оживленно беседовала небольшая группка мужчин и женщин с фотоаппаратами. Туристы, наверное. На что тут смотреть, в этом маленьком тихом городке? Если только на таких ненормальных, как она.
Думать ни о чем не хотелось. Представлять, что теперь будет? Зачем? И так понятно. Да и не могло ничем хорошим все это закончиться. А разве все закончилось? Возможно, все только начинается.
Мать ждала её возле подъезда. Лена заметила её издалека, темная фигура нервно вышагивала в сгущающихся летних сумерках. Лена не сомневалась, что мама уже все знает. Иначе кой черт вынес её в такой час на улицу? Сердце сжалось, пришлось сделать над собой усилие, чтобы продолжить шагать вперед.
Она остановилась только в нескольких шагах от матери. Молча. И та тоже молчала. Лена смотрела вниз и потому не видела выражения её лица.
- Пойдем домой, - сказала мама. - Разговаривать будем.
- Обязательно дома? - Спросила Лена. - Там душно. Давай здесь.
- Домой, - повторила мать жестче. - Дома будем разговаривать. Ты...
Она хотела еще что то сказать, но голос дрогнул. Лена наконец подняла глаза и увидела мамин взгляд. "Таким, наверное, убивают" -подумала она.
- Мама, - сказала она жалобно. - Я понимаю, что все это неправильно, но я не знаю, что мне делать...
- Не знаешь? - Взорвалась мать. Все, что кипело в ней последние часы, наконец, прорвалось наружу. Вулкан извергся. Она резко шагнула вперед и схватила дочь за руку.
- Не знаешь? А когда ты в постель с ним ложилась, знала? Думала, что творишь? Соображала? Или для тебя это очередная шутка? От нечего делать? Другого никого не нашла?
От каждого слова Лена все больше и больше съёживалась. Хотелось закрыть голову руками и расплакаться, попросить прощения. За что?
- Мама, она попыталась освободить руку. - Мама, послушай! Мама, мне же и рассказать больше некому.
- Преступление! Шипела, не слушая, мать. Ненормальная! Ты понимаешь, что делаешь? Ты представляешь, в какое положение поставила всю нашу семью?
- Да при чем тут положение? - Крикнула Лена, наконец, выдергивая запястье. На нем темнели следы пальцев. Синяки останутся, промелькнуло в голове.
- Ужасное положение! - Рявкнула мать. - Ты что, не соображала, что делала?
- Нет! Не соображала! Мама, я люблю его! - Её отчаяние, кажется, злило мать еще больше.
- Любишь? Да разве так любят? Головой не думаешь, а туда же, любит! Ты знаешь, кто он тебе?
- Мама! - Лена кинулась к ней, вцепилась в плечо. Краем глаза заметила высунувшихся из окон бабулек-соседок. Подслушивают, не стесняясь, заняться больше нечем.
- Мама! Да послушай же, ну пожалуйста! Мама мне очень важно, чтобы именно ты меня поняла, очень. Просто выслушай!
Она видела её глаза, полные ярости и желания придушишь собственную дочь. Не пробиться, не достучаться. Вряд ли сейчас она даже слышит Лену, настолько выворачивают её наизнанку обида и злость.
- Мама! - Лене хотелось плакать. Ногами затопать, что ли, как в детстве, завизжать так, чтобы стекла дрогнули? Докричаться до самого родного человека на свете, как докрикивалась, будучи крохой.
- Мама, послушай! Ты же столько лет с папой. Ты же его любишь. По гарнизонам столько лет не ради развлечения каталась, в бараках жила, работы меняла. Ведь правда, мама? Неужели ты меня не понимаешь? Ведь, когда любишь, не думаешь ни о чем. Сама не рада, а не думаешь. Ну мама же!
- Я? - Вскинулась все-таки услышавшая мать. - Я? Да как ты смеешь сравнивать? Я, конечно, люблю твоего отца, но никогда, слышишь, никогда не совершила бы ничего подобного. Моя любовь правильная!
Она выкрикнула это и замолчала переводя дух и с настоящей ненавистью глядя на дочь. Молчала и Лена. Ей почему-то казалось, что из легких вдруг выдавили весь воздух.
- Как это правильная? - Спросила она растерянно. - А разве любовь бывает неправильной?
- Бывает, - ответила мать резко, но тоже без крика. - Еще как бывает.
Лена молчала. Вдруг оказалось, что говорить больше не о чем. Неправильная любовь. Оказывается, для всего есть правила, все можно подчинить законам. А то, что не подчиняется - уродство. Неправильность. Дефект. Она, Лена, моральный урод. Она даже любит так, как нельзя.
- Прости меня, мама, - сказала она глухо, отступая на шаг и опуская глаза. - Прости. Я знаю, что все неправильно.
Она развернулась на каблуках и почти побежала к остановке.
- Лена, а ну-ка стой! - Закричала мать вслед, но Лена уже не могла остановиться. Чтобы она не сказала, её не услышат. Больше не услышат.
Мама еще кричала что-то, но было уже все равно.
Она остановилась только у ограды парка, налетев в наступившей темноте на железную ограду. Острые штыри впились в колени, Лена охнула и закусила губу. Отлично, теперь руки в синяках колени в ссадинах, осталось еще лицо разбить для полноты картины.
Она нашла ближайшую скамейку и села. Попыталась рассмотреть повреждения, но ничего не было видно. Лена включила телефон, чтобы посветить, но не успела. Тоненький аппаратик заверещал, завибрировал в руках. Семен.
- Алло, - сказала Лена в трубку.
- Где ты? Что случилось? - спросил он, не здороваясь. - Я который час звоню, а у тебя абонент не абонент. Ленка, ты где?
- В парке, - отозвалась она.
Он не спросил, что случилось. И хорошо. Иначе не получилось бы больше держать себя в руках, и она разрыдалась бы, развалила бы всю стену, защищающую её сейчас. Эта стена только кажется такой высокой и прочной, а на деле лишь дунь.
Наверное, почувствовав это, Семён сказал уже мягче:
- Я знаю, что случилось. Прости меня.
- За что?
- За то, что не смог помешать.. Ты с матерью уже разговаривала?
- Угу, - невнятно отозвалась Лена. Стена трещала, сыпалась крошка.
- Ночевать тебе есть где? Хочешь ко мне?
- Не хочу, - честно пробормотала Лена. Только не туда. Правильно, что он спросил, а не просто настоял, чтобы она пришла.
- Так что?
- Негде.
- Подожди меня. Ты в какой конкретно части парка?
- Не знаю. Тут оградки какие-то, - она невольно поморщилась и потерла колено. Пальцы мгновенно стали липкими.
- Не оставайся в темноте, поздно уже, - его голос стал теплым, заботливым - Лену словно по голове погладили. Не удержавшись, она всхлипнула.
- Потерпи, родна моя, потерпи, я буду минут через пятнадцать, - быстро сказал Семён. - Потерпи. Черт, телефон садится. Выбирайся к центру, туда где карусели. Я уже бегу.
- Ага, - Лена отключилась и встала. Ноги отозвались резкой болью. А когда она вышла на освещенную площадку перед аттракционами, еще и подкашиваться стали. Она без сил опустилась на бордюр. Телефон снова звякнул. Лена выхватила трубку, но тут же положила её назад. Мама. Не сейчас.
- Девушка, Вам помочь? - Раздалось у нее над ухом. Лена подняла глаза. На нее сочувственно смотрела брюнетка на роликах.
- Что? А, нет, спасибо, все в порядке.
Брюнетка пожала плечами:
-Ну, как знаете.
Она отъехала на сотню шагов по дорожке, затормозила, потом все же вернулась.
- Знаете, я все же дам Вам влажную салфетку, хотя бы кровь вытрете.
- Кровь? - Непонимающе повторила Лена, проследила за внимательным взглядом брюнетки и охнула. Колени были просто залиты словно она сняла с них по хорошему пласту кожи.
- Уверены, что у Вас все в порядке? - Еще раз спросила девушка, роясь в сумке.
- Да какое там, - хмыкнула Лена. Сил держать лицо уже не было.
Брюнетка распаковала пачку салфеток и протянула Лене.
- Знаете что, - сказала она серьезно. - Вы не стесняйтесь обращаться за помощью. Есть много людей, которым не все равно. Кто-нибудь обязательно поможет.
Она улыбнулась и отъехала в сторону.
- Да, - пробормотала Лена, провожая её взглядом. - И чем дальше от меня человек, тем больше у него окажется желания помочь.
Откуда-то из темноты вынырнул Семён, растрепанный, напряженный, с осунувшимся лицом. Он плюхнулся рядом с Леной на скамейку, взял её ладони в свои и с нескрываемым ужасом уставился на её разбитые колени:
- Господи, что с тобой?
- На ограду в темноте налетела, - слабо улыбнулась Лена. И подумала про себя, что хорошо, что Семён не явился минут на пять раньше. После обработки влажной салфеткой царапины выглядели явно получше. - Что там у тебя?
Он молча махнул рукой, потом сквозь зубы сказал:
- Ничего, прорвёмся. Пусть не думают, что мы их собственность, и они до могилы будут решать все за нас.
- За что с нами так? - Лена уткнулась лбом в его плечо, чувствуя, как отпускает напряжение сегодняшнего дня. Теперь ей просто хотелось плакать.
- За то, что мы не поступаем так, как положено, - сказал Семён. -Знал же я, знал. Ленка, прости меня, прости, что втянул тебя во все это. Я должен был подумать.
- Мы же не сделали ничего страшного. Просто полюбили, - тихо сказала Лена, будто не услышав последних слов. - Мне кажется, к убийцам и ворам отнеслись бы лучше.
- От сумы и от тюрьмы не зарекайся, - хмыкнул Семён. - Таких жалеют. А нас жалеть не будут. Ничего, не надо нам никакой жалости. И одобрения ничьего не надо. Обойдемся.
Они помолчали, потом он поднялся и потянул Лену за руку:
- Пошли. Сегодня переночуем у знакомых, я уже позвонил и договорился. А завтра попрошу аванс на работе, и снимем квартиру.
- Тебе тоже теперь жить негде? – поинтересовалась Лена, вставая.
- А ты думаешь, я там останусь? Или тебя оставлю дома? Все получилось так именно сегодня, значит, так и быть. Снимем квартиру и будем жить, как все.
- Она передернулась при этих словах, подняла глаза на Семена и жалобно попросила:
- Не надо как все. Вот как угодно, только не как все.
Он вздохнул и, не отвечая, обнял её. Лена слышала, как торопливо стучит его сердце под её щекой. И впервые подумала о том, что ему тоже страшно.
Мать звонила еще несколько дней. Как впрочем, и отец, она же, наверняка, ему сообщила. Лена не удивилась бы, если бы он приехал и принялся её искать. Но это было невозможно. Дети военных хорошо знают, что служба всегда важнее семейных обстоятельств.
- Поговори с ними, - предлагал Семён, пытаясь помочь Лене - издерганной и уставшей от всего произошедшего за последние дни. Но она только качала головой. Не хотелось, не было сил. Она знала, что ей скажут. Как только она представляла, как подносит телефон к уху и снова слышит голос матери, ей становилось почти физически плохо.
Квартира, которую снял Семён, находилась на самой окраине, в высотке. Оттуда, с десятого этажа, был виден город. В единственной комнате почти не было мебели, зато было много свободного места. Лене казалось, что здесь, в этом жилище, заключен кусочек какого-то другого мира. Там много воздуха и пространства, много жизни и света, и добраться до этого места никому, кроме них, не удастся. Когда она рассказала об этом Семёну, он рассмеялся и заявил, что кусочком другого мира является она сама. И так светло и спокойно будет всюду, где есть Лена. Она не очень поверила. Не было в душе ни спокойствия, ни света. Как-то не так она представляла себе счастье. И все же, жаркими душными ночами, лежа рядом с Семёном, она понимала отчетливо, что ни на что не променяет это беспокойство, эту тревогу, эту внезапную ненависть окружающего мира, лишь бы был Семён. Лишь бы дышал вот так рядом по ночам, обнимал её, не просыпаясь, улыбался с утра сонно, заваривая кофе. Она не хотела возвращать свою прежнюю жизнь, хоть и не знала, чего больше в её настоящей - радости или боли. Каждый день был заполнен ими до отказа, заставляя Лену находиться в постоянном напряжении.
Мать, наверное, поняв, что не дозвонится, стала писать сообщения. Не читать их Лена не могла, хотя и переворачивалось все внутри от бесконечного потока оскорблений и угроз. Мать писала, что разочаровалась в ней, что Лена величайший позор семьи, что она никогда не думала, что вырастит такую дочь, и многое, многое другое. С каждым днем сообщения становились все более и более злыми, отчего Лена совершенно перестала брать в руки телефон. Материнская грубость резала её ножом, Лена никак не могла избавиться от ощущения, что та её предала. Взяла за шиворот и окунула в грязь перед всеми. За что? Так хотелось поговорить, объяснить, но понимала, что её никто не услышит. Да и слышали ли вообще когда-нибудь? Разве она, Лена, виновата в том, что полюбила? Разве знала она, что любовь бывает неправильной?
Отец тоже писал. Сначала Лена надеялась, что сможет пообщаться хотя бы с ним, но быстро поняла, что и это невозможно. Он писал те же самые слова, что и мать.
- Изверги они, что ли, - пробормотал как-то раз вечером Семён, наблюдая, как в очередной раз меняется лицо Лены после прочтения смс.
Она отбросила телефон и забралась на кровать под бок к Семёну. Тот молча обнял её.
- Нет, не изверги, - сказала она тихо. - Просто им на меня наплевать.
Осознание этого пришло как-то спокойно, неторопливо, удивив Лену только пониманием, что она не замечала этого раньше. Конечно, теперь она знала, когда любишь человека, никогда не отвернешься от него, что бы он ни сделал.
- Ты нужна мне, - сказал Семён, прижимая её к себе. - Больше всех нужна. Мне не наплевать. И пусть остальные думают, что хотят.
Да, это теперь оставался единственный её островок безопасности и надежды.
- А твои как? - Спросила Лена. Она знала, что с отцом Семён, вроде бы, общается.
- Да приблизительно так же, - он усмехнулся. - Только я сразу объяснил, что имею собственное мнение по данному вопросу и слушать чужое нытье не собираюсь. Мама с тех пор со мной ни разу не заговаривала. Отец звонит иногда, но говорим только о работе и погоде.
- Немногим лучше. - Лена закрыла глаза и поморщилась. - Почему? Ну почему? Может, мы и совершаем ошибку, но она же наша, собственная.
Семен рывком развернул её к себе и сказал серьезно:
- Наши отношения - не ошибка. Никогда не говори так, иначе все то, что происходит с нами сейчас, не имеет смысла.
- Я люблю тебя, - сказала Лена, утыкаясь ему в плечо так, чтобы он не видел выступающих на глазах слез. Ей было очень страшно. Страшно, что она не выдержит, сломается, рухнет под тяжестью глупого общественного мнения.
Выбрав момент, когда мать была на работе, Лена сходила домой и забрала кое-какие вещи, туалетные принадлежности, одежду, отложенные с зарплаты деньги. Она постаралась не взять ничего лишнего, только самое необходимое и уйти как можно скорее.
Возле подъезда сидели неизменные бабульки. При появлении Лены они резко замолчали, хотя до того момента довольно активно что-то обсуждали. Лена торопливо простучала каблуками мимо них, ощущая себя участницей позорного прохода по плацу. Тяжелые взгляды били по спине не хуже плетей, казалось, даже свист от ударов слышался. Лена ощутила почти физическую боль, захотелось немедленно забраться в душ, растереться с мылом так, чтобы кожа покраснела, оттереть эти взгляды, отлепить их от себя. Она не поднимала глаз от горячего асфальта, пролетая мимо скамейки, когда одна из бабулек поставила жирную точку в экзекуции:
- Дрянь какая, прости, Господи, - отчетливо сказала она. Лена вздрогнула и сбилась с шага, а потом рванула к остановке так быстро, как только могла.
Дела на работе шли не лучше. Теперь Лена шла туда с тоской, представляя, как целый день будет крутиться в зале, таскать грязную посуду, вежливо улыбаться клиентам, и все это под ледяными взглядами Марины.
Теперь даже помещения с кондиционером казались душными и дурно пахнущими.Несколько раз Лена пыталась поговорить с подругой, но та напрочь её игнорировала, не желая даже находиться рядом.
- Что за кошка между вами пробежала? - Спросил как-то уборщик Илюха, увидев, как Марина демонстративно ушла с крыльца, не докурив, когда туда вышла уставшая после работы Лена. Она лишь пожала плечами.
- Долго объяснять.
- А, парня не поделили, - сделал вывод Илюха и философски добавил:
- Бывает. Помиритесь.
- Помиримся, - бездумно повторила Лена, глядя куда-то вдаль. Мир перевернулся на сто восемьдесят градусов, и она уже ни в чем не была уверена.
Дни шли, и напряжение становилось привычкой, а тоскливая, как зубная боль, борьба с миром - нормой. Семен пытался, как мог, облегчить Ленины мучения. Вместе с ней он обустраивал их совместное жилище, заставлял её каждый вечер рассказывать о прошедшем дне. Вместе они выбрали факультет для Лены, и она, наконец, подала документы. Набор был небольшой, и шансов на поступление - довольно много. По вечерам, когда чуть спадала жара, они гуляли где-нибудь в парке или выбирались за город, где меньше машин и асфальта. Семена, похоже, перестало беспокоить, что они вот так внезапно оказались в вакууме, совершенно одни, друг с другом наедине.
- Твои друзья тоже тебя не понимают? - Спрашивала Лена. Он беззаботно отмахивался:
- Все они понимают. Иначе какие же это друзья? Просто сейчас не самое лучшее время знакомить их с тобой.
Лена не спрашивала, почему. Ей казалось, она и так понимает. Пусть привыкнут, пусть начнут воспринимать её, как неотъемлемую часть Семена. Хорошо бы всем к этому привыкнуть.
Несмотря на неспадающую жару, Лена теперь никуда не выбиралась одна, кроме работы. Выходить из единственного места, где она чувствовала себя уверенной и счастливой, не было никакого желания. Если бы рядом не было Семена, она бы совсем закрылась и села дома. Но он тормошил её изо дня в день.
- Я рядом, - шептал он ей, когда она вздрагивала от очередного телефонного звонка. - Я с тобой.
Через пару недель их оставили в покое. Телефон замолчал, мир отвернулся и потерял к ним интерес. Они перестали быть новостью, шокирующей и раздражающей общественность. Лена больше не ощущала себя под постоянным пристальным наблюдением кого-то невидимого, но легче от этого не стало. Теперь её просто никто не замечал. Изящным и небрежным движением она оказалась вычеркнута из жизни. Лена молчала.
Ходила на работу, готовила ужины, смотрела телевизор вместе с Семёном, гуляла. И чувствовала, как внутри нарастает напряжение, грозящее прорваться в любой момент.
За окнами неторопливо тек август. Самое жаркое лето в истории города.
Смена подходила к концу. Повара уже ушли, на кухне возилась с последними тарелками посудомойка, официантки наводили порядок в зале.
Марина с каменным лицом протирала тряпкой стол. На Лену она старалась не смотреть. Та собрала оставшуюся посуду на поднос и потащила его из зала.
- Ребята, я пошла, - проворчала посудомойка, выглядывая из кухни. - Лена, проверь, чтобы дверь открытой не оставили, а то хозяйка нас утром придушит всех, как цыплят.
- Ага, - согласилась Лена, протискиваясь между столами с тяжелым подносом. Руки дрогнули и тарелки поехали вбок, набирая скорость. Она попыталась выровнять расползающуюся стопку, но та не желала больше сохранять равновесие.
- Марин, - позвала Лена, безуспешно борясь с подносом. - Помоги, а? Возьми штук пять верхних, а то все упадет.
Подруга не отреагировала. Все так же елозила тряпкой по синему пластику и смотрела в стену. Лена поморщилась.
- Марин, не слышишь? Разгрохаю же, из зарплаты вычтут.
Тишина. Неторопливое шуршание тряпки.
- Давай я помогу, Леночка, подскочил уже натягивающий куртку уборщик. Ухватил поднос с ускользающими тарелками, окончательно расшатав пирамиду грязной посуды, и Лена едва успела схватить верхние из них, чтобы они не свалились на пол.
-Спасибо, - процедила она, глядя на Марину. Уборщик хмыкнул, поставил поднос на ближайший стол и исчез за дверью.
- Ну, хватит! - Пробормотала Лена себе под нос, сделала два быстрых шага и вцепилась в Маринину руку. Та ойкнула и выронила тряпку.
- Пошли! - Скомандовала Лена. И, не дожидаясь ответа, потащила подругу на кухню.
Верхний свет там был выключен. Горела только лампочка над массивной железной вытяжкой. Синие тени толстым одеялом лежали на полу. Пахло едой, старым маслом и еще чем-то неуловимым, чем обычно пахнут кухни.
Лена отпустила Марину и торопливо прошлась вдоль стены, где висели ножи. Подумала и вытащила из стойки один, побольше.
- Ты чего? - Спросила испуганно Марина. Лена, не отвечая, вернулась к столу, сунула нож в руку Марине. Потом распустила завязанный на затылке
хвост и с размаху откинула волосы на лицо, наклонила голову вперед, уткнулась лбом в разделочный стол.
- Руби!
- Что? - Непонимающе пролепетала Марина.
- Руби, говорю!
- Ты что, больная? - Марина отбросила нож и вжалась в стену. Глаза её были по-детски недоуменно расширены. Лена приподняла голову, взглянула на подругу сквозь спутанные пряди.
- Не хочешь?
Пауза. Где-то под полом сердито урчали трубы.
- Не хочешь? - повторила Лена и выпрямилась. - И зря.
- Почему? - беспомощно переспросила Марина.
- Потому что. Потому что иначе никак.
- Я не понимаю.
Марина явно пребывала в глубокой растерянности. Она даже украдкой бросила взгляд на дверь, будто раздумывая, как бы сбежать отсюда.
Лена присела на краешек стола и заглянула ей в лицо:
- Я тоже не понимаю. Не понимаю, что мне делать. Все происходит как будто не со мной, понимаешь?
Она наклонилась вперед, её голос снизился до шепота и стал быстрее.
- Я когда его вижу - все забываю. Ноги подкашиваются и одновременно взлететь хочется. Ничего не слышу, звон какой-то в ушах. Страшно, мороз по коже и одновременно хорошо до одури. И я не знаю, что мне с этим делать, понимаешь?
Марина опустила глаза. Лена заговорила еще быстрее, будто пытаясь поскорее выплеснуть бурлящие внутри чувства:
- Я знаю всё, знаю, что говорят, знаю, что думают. Что ты думаешь. Но ничего, совершенно ничего не могу сделать. Я не знаю, что будет дальше, даже что будет завтра. И мне важно все это только до тех пор, пока я его не вижу. Понимаешь?
Марина молчала. Трубы злобно и тоскливо урчали. Капал кран. Пахло старым сгоревшим маслом. Так, наверное, пахнет на пожарищах.
- Зря не рубанула, - с отчаянием сказала Лена. - Так легче было бы. Ты не представляешь, как я устала мучиться!
Она уронила голову на руки и принялась тихонько раскачиваться взад вперед. Марина неожиданно всхлипнула. Потом еще и еще. И наконец разрыдалась в голос.
- Ты чего? - Спросила вяло Лена. Ей сейчас казалось, что из нее выдернули позвоночник и ничего больше не поддерживает ослабевшее тело. Хотелось лечь прямо здесь, на стол и закрыть глаза. И пусть дальше будет то, что будет.
- Дура ты, - прорыдала Марина. - Дура ты везучая! Это же надо, такое счастье такой дурехе.
- Счастье? - Переспросила Лена.
- Счастье. Любовь такая. Как солнце. - Марина всхлипнула еще раз и села рядом с Леной на стол.
- Солнце, - повторила Лена безразлично. - Краденое оно, это солнце, Маринка. Катится по небу и ни о чем не думает. А там, внизу крокодил, и в любую секунду ам - и нет его, солнца. Страшно.
Она обхватила себя за плечи. Вытирающая нос Марина помедлила и обняла её поверх Лениных рук.
Монотонно и успокаивающе капал кран. Пахло пепелищем и еще чем-то неуловимым и печальным, как нагнетающим тоску.
В конце августа возле деканата в институте появились списки попавших в донабор студентов. Ленина фамилия была среди них. Не отходя от стенда с приколотыми к нему копками белыми листками, она набрала Семёна.
- Я поступила.
- А я и не сомневался, - уверенно отозвался тот. - Предлагаю отметить праздничным ужином.
- Согласна. Только у тебя голос уставший.
- Ленка, меня в командировку отправляют, - вздохнул Семён. - Через неделю. Так что на твою первосентябрьскую линейку не попаду.
Она фыркнула.
- Линейки бывают в школе, забыл? Заработался, милый. А на пары тебя вместе со мной не пустят, так что не расстраивайся, нечего.
- Тогда ладно. Так что начет ужина?
- Приготовим или пойдем куда-нибудь?
Договорились на кафе. Нажав на кнопку отбоя, Лена помедлила минутку и набрала смс: «Мама, я поступила в институт. Если захочешь, приходи на посвящение первого сентября».
Хотелось написать, что скучает, что хочет поговорить и все рассказать, поделиться. Но еще ей хотелось сбросить смс и выключить телефон. Поэтому она торопливо отправила и сунула мобильник в сумку. Пусть будет, как будет.
Торжественную часть Лена запомнила плохо. Семен уехал в четыре утра, и она не смогла больше заснуть. Лежала, смотрела в потолок, думала о чем-то незапоминающемся, отвлеченном, невесомом.
Возле института, в шумной толпе не отрывала взгляда от центрального входа. Нет, ну верно же, что если и встречаться, то возле него? А если мама не увидит её в этом суетливом, разноцветном людском море? А если ждет её возле деканата?
Она специально задержалась, когда студенты расходились по группам. До последнего прощупывала глазами редеющую толпу, пока не убедилась, что знакомого лица тут нет. Значит, к деканату.
Но и возле него никого не было. Лена с отчаянием оглядела пустеющий коридор. Не может быть. Ну не может.
- Вы идете? - спросил её удивленно седовласый преподаватель.
Лена глубоко вздохнула и шагнула в дверь. Та захлопнулась за ней с мягким неприятным стуком. Может. Все может.
Всю ночь после первых лекций Лена проплакала. Телефон молчал. Он, наверное, устал от бесконечных звонков и смс за последние месяцы. И теперь отдыхал. А ей так нужно было, чтобы именно сегодня он пищал, надоедливо вибрировал, жил своей маленькой электронной жизнью, неся ей слова. Нужные ей слова. Но он молчал.
Без Семена было тоскливо. И в то же время Лене было легче оттого, что он в отъезде, что можно не клеить на лицо улыбку, не изображать радость, не врать и не притворяться. Все равно не получилось бы, и он тоже расстроился бы.
Она зашла в магазин, купила еды на завтра, убралась в квартире, бесцельно потаращилась в окно. На душе было муторно.
- Господи, да когда же кончится эта проклятая жара! - С раздражением пробормотала она, открывая форточку в надежде, что к ночи на улице посвежеет. Тщетно. Природа не хотела верить, что уже осень. Раскаленный воздух продолжал тяжелыми змеиными кольцами обвивать город.
Она набрала номер Семена:
- Привет, как ты? - Спросила, стараясь, чтобы голос звучал весело.
- Да нормально, - отозвался тот. На фоне слышались какие-то громкие голоса и механический шум. - Только по тебе скучаю.
- Я тебя отвлекаю?
- Да нет, - он рассмеялся и объяснил:
- Здесь всегда так шумно. По крайней мере, в последние двадцать часов. Голова уже раскалывается, представляешь? Устал, как собака.
Словно чувствуя, как ей сейчас нужно отвлечься, он принялся рассказывать про оборудование завода, про то, какие тут неполадки с ним, и как трудно хоть что-нибудь поправить. Как начальник их бригады второй день ругается с директором завода по поводу нарушения правил техники безопасности. А тот все жалуется на отсутствие денег. Голос у Семена был веселый, хоть и уставший, рассказывал он охотно, со вкусом и цветом. Лена чувствовала, как ей легчает, словно сползает с груди куда-то тяжелый груз, перестает давить, прижимать к земле, причинять боль.
Семен вдруг замолчал и после паузы спросил:
- У тебя все в порядке?
- Да, - поспешно сказала Лена.
- Точно?
- Да, да.
- Не хочешь, чтобы я спрашивал?
Опять угадал, не стоило ему звонить.
- Не хочу, - созналась Лена. - Я просто соскучилась. Мне тут плохо без тебя.
- Я скоро приеду, - мягко сказал Семён. - Не грусти там. Потерпи немножко.
Лене хотелось плакать, но она продержалась до конца разговора. И только потом, положив трубку, дала волю слезам. Темнело теперь намного раньше, чем месяц назад. Она лежала в этих липких сумерках и плакала от одиночества.
Несколько раз за ночь ей удавалось забыться сном, тревожным, рваным, не приносящим облегчения. Пару раз она вздрагивала от каких-то звуков, тянулась к телефону, думая, что это он. Но нет, экранчик не вспыхивал. Телефон молчал.
Перед рассветом она сделала себе чаю и встала у окна, не зажигая света. С десятого этажа был виден почти весь город. Он лежал, сонный, вялый, измученный так же, как она. Он еще не проснулся, хотя уже шевелился. По дорогам ползли машины, светились рекламные вывески и окна домов. Лена, вдруг, поймала себя на мысли, что смотрит сверху вниз на живое существо, просыпающееся утром. Вот сейчас оно окончательно откроет глаза-окна, потянется застывшими за ночь дорожными мышцами, побегут по жилам капельки его крови - люди. Существо проснется. Поднимет голову и посмотрит на Лену так же, как вчера и позавчера. С презрением и гневом, как на преступницу. Как на грязь.
Лена поставила чашку с чаем на подоконник.
- Ну вот что, - сказала она, не замечая, что говорит вслух. Слова шли откуда-то изнури, плескались в горле жидким огнем, мешая дышать. Их нужно было выпустить на волю.
- Ну вот что. Послушай меня, ты, гордый и глупый мир. Мне все равно, что ты обо мне думаешь. Мне все равно, кем ты меня считаешь. Преступницей? Распущенной мерзавкой? Ничтожеством? Пусть так. Считай. Считай, мне не жалко. Мне жалко тебя, ограниченный слепой мир.
Её голос был хриплым, но не дрожал. Что-то внутри переворачивалось, требуя выхода. Теперь Лена понимала, что давно уже надо было дать этому волю.
- Мне жаль тебя. Твоими ценностями стали правила, по которым люди равнодушны друг к другу, живут рядом ради денег и статуса, не знают, что такое душа. Ты считаешь правильным убивать своих детей, мучить своих стариков, растирать в пыль тех, кто не согласен с тобой. Ты ничуть не изменился за века. За несоблюдение твоих законов раньше сжигали на кострах. Сейчас у тебя другие костры. Что ж, пусть. Не мне тебя менять.
В лицо пахнуло ветерком. Первым холодным ветерком за последние месяцы. Лене показалось это знаком, что её слышат. Она приложила ладони к стеклу и заговорила громче
- Не мне. Но у меня ты не отнимешь главного. Права любить. Права дышать в унисон с любимым. Права на то, чтобы сердце билось рядом с его.
Не отнимешь, как ни старайся. Не получится. Ты не всесилен, мир. Ты подчинишься моему выбору. Его нет у тебя. Тебе не дано любить или ненавидеть, тебе не дано чувствовать то, что чувствую я. Так завидуй же. Бесись, ставь мне преграды, пытайся меня уничтожить. Мне больше не страшно. Мне вообще больше ничего не страшно. Будь что будет. Ты боишься меня, мир, потому что не умеешь так, как я. Бойся.
Она раскинула руки и закрыла глаза, чувствуя, как заполняется все её существо пьянящей щекочущей свободой.
- Это не ты меня презираешь. Не ты. Это я презираю твои законы, запрещающие людям быть счастливыми. Не бывает неправильной любви, чтобы ты там не говорил. Не бывает. Если она настоящая, она по-любому правильная. Так что бойся меня, мир. Я сильна тем, что больше не боюсь тебя. У тебя нет выбора. Ты мне подчинишься, рано или поздно. Рано или поздно!
Последние слова она почти выкрикнула. И дернулась от громкого хлопка форточки.
Открыла глаза. На город наползала туча. Тяжелая, свинцовая, темная, она ложилась пузом на крыши домов, цепляла фонари, медленно двигаясь через весь город. В воздухе запахло озоном.
- Гроза, - пробормотала Лена, опуская руки. - Гроза.
Ей показалось совершенно естественным, что гроза случилась именно тогда, когда ей самой стало легче дышать. Моральное и физическое ощущения как-то очень естественно сплелись, словно так и задумывалось.
- Так и надо, - сказала Лена, и решительно закрыла распахнутую форточку, чтобы не хлопала. - Так и надо. Ты услышал меня, мир.
В ответ ударил резкий протяжный гром. Лена отвернулась от окна и отправилась одеваться. Телефон по-прежнему молчал, но её это больше не нервировало. Она больше не будет плакать.
В институт она бежала, перепрыгивая через лужи. Гроза оказалась короткой и бурной. Потоки дождя залили улицы, отпустили на волю шумные бурлящие реки с водоворотами у канализационных люков. Даже прохожие казались умытыми и свежими, словно и до них дотянулись струи. Люди улыбались. Тяжелое жаркое лето закончилось, можно было вздохнуть полной грудью.
Уже в институте, перед первой парой Лена попыталась дозвониться Семёну. Хотелось пожелать ему доброго утра, сказать, как она его любит и скучает. Но абонент был недоступен. Наверное, работы невпроворот, вот и выключил, или находится где-то вне зоны действия сети. Она вздохнула и сунула трубку в сумку. Ладно, сам наберет, когда сможет. Ей лучше сосредоточиться на учебе.
На сегодня в расписании было три пары. Лене казалось, что она медленно и осторожно вступает в незнакомую реку с бурным течением. Так, сначала осторожно пробует воду ногой, потом определяет какова температура воды, потом, шаг за шагом, пробирается в
находясь настороже. Поймав себя на этой мысли, она усмехнулась. Семен опять скажет, что она думает картинками, когда она ему расскажет.
Она тайком проверила телефон, не пришла ли смс о том, что абонент появился в сети. Нет, не пришла. Что у них там творится?
После пар она еще раз попробовала дозвониться. Бесполезно. Тогда она набрала Марину.
- Привет. Как твои дела?
- Ой, хорошо, - отозвалась та весело. -Работы только много. Слушай, а у тебя как? У тебя же там первые дни учебы. И что?
- Пока не знаю, - рассмеялась Лена. Маринкин оптимизм и излишняя болтливость как обычно поднимал настроение. - Пойдем погуляем, а?
- Так я же на смене, - с разочарованием произнесла Маринка. - Вот покурить вышла, а тут ты звонишь. Стою, болтаю.
Она помолчала, а потом предложила:
- А ты приходи к нам. Тут сегодня все, тебе будут рады.
- Так вы же там работаете. Что мне делать? Сидеть изображать клиента?
- А что, попробуешь новую роль, - расхохоталась Марина. – Прикольно будет. Представляешь, ты придешь, сядешь, а я к тебе такая подхожу и спрашиваю: "Девушка, что заказывать будете?"
Лена фыркнула. Действительно, смешно.
- Нет ,пожалуй, я к такому не готова, - отказалась она, рассмеявшись. - Давай я попозже подойду, к концу работы.
- А ты чего, одна вечера проводишь? - удивилась Маринка. - А твой где?
Она в первый раз упомянула про Семена, но сделала это легко и непринужденно, словно бы и не почувствовала ничего. А может, и правда, не почувствовала.
- Он в командировке, - с сожалением сказала Лена. Так что мне некуда себя деть.
- Понятно. Ну, приходи. Будем ждать.
Лена положила трубку и взглянула на часы. Почти четыре. Времени еще вагон. Попробовала еще раз позвонить Семёну. Никак. Она вздохнула и отправилась бродить по городу. Ноги сами несли её по старым знакомым местам. Набережная, на которой они когда то сидели с Семёном. Парк, где они провели ночь, гуляя среди закрытых аттракционов. Многочисленные ларьки с мороженым, обнаруженные для нее Семёном. Каждые два часа она пыталась ему дозвониться. Ничего не получалось. Беспокойство и ничем не объяснимая тревога нарастали. К вечеру, когда добрела до кафе, в котором работала еще пару дней назад, она уже не могла думать ни о чем другом.
- О, студентка! - Приветствовал её молодой уборщик.
- Привет, -Лена улыбнулась парню.
- Заходи, - он посторонился, пропуская её внутрь, и сказал, обращаясь к кому-то внутри. - Ребята, смотрите, кто пришёл.
В двух залах никого не было, кроме персонала. Сегодня клиенты, видимо, предпочитали дышать свежим воздухом.
- Ленка! Откуда-то сбоку выскочила Маринка, кинулась на шею. - Ой, как хорошо, что ты пришла! Никого все равно нет, давай посидим, кофейку выпьем, расскажешь о своих достижениях.
Они уселись вместе с посудомойкой и уборщиком в подсобном помещении, оставив дверь открытой, чтобы увидеть, если в зале кто-то появится.
- А что, управляющий уже ушел? - Спросила Лена, сбрасывая сумку на соседний стул. - А то попадет нам за посиделки в рабочее время.
- Ушёл, ушёл, - отмахнулась Маринка. - Не переживай.
Лене довольно уютно было в этой компании. Здесь относились к ней по-простому, без осуждения или одобрения, без оценки, без особых требований. Неизвестно, что бы они сказали, узнав, что Лена живет с собственным двоюродным братом. Впрочем, теперь ей было это неважно. Лопнула какая-то струна внутри, так невыносимо натягивавшаяся все эти месяцы, и сразу полегчало. Теперь она просто сидела, болтала, рассказывала про институт, про поступление, про какие-то еще мелочи из собственной жизни. Даже преследовавшая её весь день тревога уползла вглубь, спряталась на время, притихла.
Только когда Маринка вытащила её на крылечко подышать свежим воздухом, Лена снова достала телефон.
- Кому ты? - Спросила Марина с любопытством.
- Семен уже день не отвечает, - пробормотала Лена, слушая в трубке знакомую фразу: «Абонент временно недоступен".
- Ты же сказала, что он в командировке. Дел много, - отмахнулась подруга.
- Возможно. Но телефон целый день не отвечает. Недоступен.
- Может, батарейка села. А на зарядку поставить некогда.
- Тоже может быть, - вздохнула Лена. - Но я все равно беспокоюсь.
Она сунула телефон обратно в сумку и закусила губу. Марина глянула на нее с искренним сочувствием.
- Позвони кому-нибудь из его друзей. Ты же их знаешь.
-Знаю, видела. Но у меня нет их номеров.
- А родителям?
Лена на секунду представила, как она набирает номер тети Любы и спрашивает, не знает ли она что-нибудь про Семена. Вздрогнула, передернулась, помотала головой.
- Нет уж.
- Понятно, - протянула Марина. - Ну, тогда терпи, когда сам позвонит.
- Ничего другого все равно не остается.
Она просидела в кафе до самого закрытия, а потом еще немного. Домой идти не хотелось, но Марина уже засыпала на ходу. Лена предложила её проводить.
- А сама потом как? – Вяло поинтересовалась подруга.
- На такси, - пожала плечами Лена.
Они молча дошли до их бывшего совместного подъезда. Постояли, бездумно глядя в ночное чистое небо.
- Знаешь, - вдруг сказала Марина. - А ты очень изменилась.
-Я? - Непонимающе переспросила Лена.
- Ты, ты, - подтвердила Марина. - И куда только делась та маленькая девочка, которая верила в правильную жизнь, в благородство и понимание людей, и еще в какую-то чушь. Убедилась, что я была права? Нет у этой жизни правил. И у любви их тоже нет.
Они помолчали, потом Лена сказала:
- Есть, Марин, есть. Только нам их не понять. Иди давай, тебе на работу завтра. Спокойной ночи.
Марина усмехнулась, пожала плечами, но спорить не стала.
- Спокойной ночи, - сказала она и исчезла в подъезде.
Всю ночь до самого утра она слушала бесстрастный голос автоответчика. Каждые пять минут. Лене почему-то казалось, что нужно звонить и звонить, не прекращая, что только ее настойчивость способна прервать этот замкнутый круг, заставить смениться это бесконечное равнодушное: "Абонент временно недоступен" хотя бы на длинные гудки. Еще немножко, совсем немножко усилий, и что-то лопнет, расползется в стороны и раздастся родной и любимый голос. И она набирала и набирала номер.
Едва на часах высветились цифры восемь, ноль, ноль, она нашла на столе в комнате визитку с работы Семёна и принялась дозваниваться им. Там шли длинные гудки. Это давало надежду, пусть и призрачную, что кто-нибудь все же когда-нибудь ответит.
Трубку подняли через час
Приятный женский голос поздоровался и сообщил, что она, Лена, разговаривает с менеджером Галиной, которая очень рада и так далее. Лена едва дождалась окончания вежливой речи, и сказала:
- Галина, я девушка вашего сотрудника, Семёна Сомова. Он уже несколько дней в командировке в области, и я не могу до него дозвониться. Не могли бы вы дать мне номер тамошнего завода, у вас же наверняка есть. Я просто очень беспокоюсь.
На том конце провода помолчали, а потом осторожно уточнили:
- А где именно ваш парень в командировке, не помните? Просто у нас тут четыре бригады в области работают, а всех сотрудников я не помню по именам и не могу сказать, кто и где.
Что-то в ее голосе насторожило Лену. Неправильные были интонации, будто разговаривала менеджер с душевнобольной. Лена попыталась припомнить название городка, куда уехал Семён.
- Кажется, Зареченск, - медленно сказала она. - Или Пореченск. Что-то в этом роде.
Пауза. Потом Галина как-то неуверенно спросила:
- А у вас телевизор есть?
- Что? - не поняла Лена. - При чем здесь это?
- Давайте я соединю вас с директором, - сказала Галина уже более решительно. - Подождите минутку.
В трубке зашуршало, а затем раздался мужской усталый голос.
Лена, ничего не понимая, поздоровалась и начала было снова объяснять ситуацию, но её перебили.
- Вы с родителями своего парня общаетесь?
- Нет, - растерянно сказала Лена. Что за дурацкие вопросы они там все задают?
- Тогда понятно, - вздохнул мужчина. - Им мы сообщили ещё вчера.
- Что сообщили? - спросила Лена. И не узнала своего голоса. Словно подменил его кто-то на хриплый искаженный дрожащий. Не её.
- Там взрыв был в цехе, - сказал мужчина тихо. - Две стены рухнуло. Завалы сейчас разбирают. Пока неясно, кто из наших ребят, там работавших, выжил. Они всей бригадой внутри были. Простите.
Мир вокруг дернулся и поплыл, стремительно и неостановимо. Отстраненно Лена подумала, что так, наверное, и теряют сознание. Но ничего не случилось.
- Спасибо, - пробормотала она и нажала на кнопку сброса. Тупо уставилась на телефон в руках. Мир сворачивался в тугой клубок вокруг неё, мешая дышать. Что он сказал? Какой взрыв? Ну не может же такого быть, правда? Не с Семёном. Так не бывает. Не с ним и не с ней.
Она села на диване, не замечая ничего, не осознавая собственных действий. Нет, она отказывалась верить. И понимать. Но ощущение падающего на голову, неотвратимого, как гильотина, несчастья, начинало проникать сквозь неё, как холодный ветер, пробирая до костей. Нет, нельзя сидеть, надо что-то делать, хоть что-то, хоть что-то. Иначе она сейчас сойдет с ума, просто сойдет с ума.
Лена вскочила и заметалась по комнате, что-то роняя, на что-то натыкаясь, задевая что-то локтями и коленями. Словно нарочно вещи путались под ногами, мешая и отвлекая. От чего? Непонятно. Лена в очередной раз споткнулась, ухватила рукой косяк. Рука скользнула вниз, длинный ухоженный ноготь с треском сломался. Она тупо уставилась на него, замерла на мгновение, а потом схватила сумку и выбежала из квартиры.
Она не знала, куда несли ее ноги. Кажется, несколько раз ей сигналили машины, ругались люди, которых она сшибала не замечая. Все проносилось мимо, не задевая сознания. Сентябрьское утро, светлое и солнечное, для нее пульсировало черным беспросветным страхом. Нет, так не бывает, так не бывает он жив, жив, жив, так не бывает.
Она остановилась перед знакомым подъездом. Остановилась, как-то сразу сообразив, куда прибежала. Постояла минуту и, как-то разом обессилив, опустилась на лавочку рядом.
Дверь подъезда была распахнута. Черное нутро казалось жадно открытой пастью. Подходи, проглочу. Слепые окна - многочисленными глазами, исподтишка наблюдающими за ней. Она не была здесь с того самого дня, как её вытолкала взашей мать Семёна. Она помнила каждую неровность стены этого подъезда, каждую трещинку ступенек, по которым бежала тогда. Надо было сейчас встать и подняться наверх. Позвонит в дверь и, когда откроют спросить, что им известно. Что им сказали? Наверняка же есть новости. И пусть выгоняют, пусть тетя Люба обзывается, кричит, пусть хоть убьёт её на месте. Только бы сказала хоть что-нибудь про Семёна.
Но не было сил встать. Лена сидела и смотрела на дверь-пасть и чувствовала, как колотится внутри сердце у горла.
Мимо прошла женщина. Немолодая, с большим белым пакетом в руках. Искоса она глянула на Лену, но ничего не сказала, молча скрылась в подъезде. А спустя минут пять оттуда появился дядя. Увидев его, Лена перестала дышать, всматриваясь в его лицо. Что? Ну что? Лицо было уставшим, осунувшимся, с застывшей болезненной гримасой. Язык у Лены отнялся. Ноги тоже. Она даже пошевелиться не смогла, когда он присел рядом. Помолчал и тихо сказал:
- Пойдем к нам. Вместе будем ждать новостей.
Ещё ничего не известно, поняла она. Ничего. Ещё есть надежда.
На дрожащих ногах, чувствуя, как подгибаются колени, она поднялась и пошла вслед за дядей. Миновала порог подъезда, первый этаж, второй. И вспомнила что там, дома, тетя Люба. Но было уже всё равно.
Они зашли в квартиру, куда тоже была настежь открыта дверь. Словно жильцы ждали кого-то, боясь пропустить приход, не услышать осторожного стука в дверь, беззвучных шагов. Где-то в глубинах тихо шумел телевизор. Лена невольно вспомнила вопрос менеджера Галины и поняла, к чему он был. Ну да, такое событие наверняка освещали в новостях. Будь у них с Семёном телевизор, Лена узнала бы обо всем раньше. У них с Семеном. Сердце закололо так, словно его пытались разорвать на мелкие кусочки.
Тетя Люба сидела на кухне, глядя в окно. Пахло корвалолом и нашатырём, резко и неприятно. Дядя прошел вперед, мимо замершей на пороге Лены, и тронул жену за плечо. Та медленно отвела взгляд от чего-то, видимого только ей, и посмотрела на Лену. Устало, равнодушно и бездумно. Лене показалось на мгновение, что тетка её не видит, но та пробормотала:
- Садись, чего стоишь.
Стулья были сдвинуты к стене. Лена вытащила один и села. Руки дрожали.
- Что известно? - шёпотом спросила она.
- Пока ничего, - отозвался глухо дядя. - Завалы разбирают. Боятся нового взрыва.
Лена понимала - они так и сидели уже сутки, не вставая, почти не двигаясь с места, и только ждали, ждали, ждали. Чуда, избавления или страшного удара. И это ожидание, эта проклятая неизвестность, состарили их больше чем все прожитые годы.
Она тоже уставилась в окно, за которым шумела жизнь. Вот так, значит, и наказывают за неправильную любовь. Вот так, значит. Нельзя перечить миру, он сильнее. Я одам его тебе, подумала Лена вдруг с отчаянной решимостью. Пусть только останется жив. Пожалуйста. Я откажусь от него, забуду, уйду. Только пусть все будет хорошо.
- Только пусть все будет хорошо, - сказала вдруг тетя Люба. - Только пусть все будет хорошо.
Ее голос был надломленным, трескучим, как снег на морозе. Она с каким-то отчаянием махнула рукой и добавила:
- Живите. Любите друг друга встречайтесь, что хотите делайте. Пусть будет, что будет, слова не скажу. Только бы все было хорошо. Только бы жив.
Повинуясь странному непреодолимому порыву Лена, встала и обняла ее. Тетя Люба прижалась к ее плечу щекой и беззвучно всхлипнула, затряслась, зашлась в молчаливом рыдании. Лена почувствовала, как по её щекам тоже покатились слезы. Только бы все было хорошо. Только бы. Вот сидят две женщины, готовые лечь под колесницу мира за то, чтобы жил один-единственный мужчина - сын одной и жизнь другой.
Лена смотрела в окно поверх головы тети Любы, и ей казалось, что видит она, как по небу, яркому, умытому, синему катится солнце веселым колобком. А у самого горизонта лежит черный гигантский крокодил, разинувший пасть, и ждет, когда же оно свалится к нему. Он ждет, а солнышко беспечно катится, катится, катится. Краденое солнце, вот-вот проглотит его черный крокодил, и не будет больше света. Не будет тепла и нежности, не будет любви и ласки, надежды и смысла. Не будет Семёна и этой неправильной краденой любви, принесшей столько несчастий. И всё равно яркой и теплой, как маленькое солнце.
Где-то в недрах квартиры зазвенел телефон. Резкий звук разорвал страшную тоскливую тишину, испугал ее и загнал в угол. Все замерли. Пронзительная трель словно зависла в воздухе. Время растянуло секунды в вечность. Страх, отчетливый страх снять сейчас трубку и узнать новости, облепил сидящих людей, сковал движения и речь. А телефон надрывался и, казалось, никогда не замолчит. Солнце неслось в пасть крокодилу всё быстрее и быстрее. Лена следила за ним глазами, уже ни о чём не думая. Ничего нельзя уже было изменить. Вот сейчас либо жизнь, либо беда, и всё. И нельзя было оторваться, пошевелиться, вздохнуть. Ничего нельзя было. Только ждать приговора.
Дядя, наконец, нажал на кнопку ответа, сразу поставил на громкую связь и неуверенно сказал:
- Алло.
На том конце провода слышались шум и треск. Лена чувствовала, как дрожит под её руками плечо тёти Любы, но сама уже не могла бояться. Словно черту какую-то переступила, за которой не было страха. Просто хотелось, наконец, услышать хоть что-нибудь. А потом лечь и умереть.
Ещё пару секунд слышны были только помехи, а потом далекий голос произнес отрывисто:
- Папа, это я.
Льдистая корка, сцепившая всё вокруг, покачнувшись, рухнула, рассыпалась звенящими осколками на пол. Весёлое подмигивающее солнце пролетело мимо крокодильей пасти. Пасть грозно щелкнула и захлопнулась. И по небу безмятежно-радостно заплясали лучики, дети тёплого, золотистого, так и не украденного крокодилом солнца.