Тебе нельзя

– Тебе нельзя, – серьёзно говорил папа. Внушительно так. Поправлял очки на носу. Как профессор из мультика. Галя любила мультики. Папа хмурился и выключал. Слабое зрение, перегрузка детских мозгов, вредно.

– Нельзя, – поддакивала мама. Хрупкая девочка. Аллергии, простуды, вирусы. Плоскостопие и сколиоз. Головные боли. Есть и спать по расписанию, не ходить без шапки, не гулять под дождём. Не плакать.

– Хочу котёнка, – капризничала Галя. Какой котёнок? Шерсть, аллергия, астма. Писк по ночам, а по ночам нужно спать, иначе здоровье совсем испортится. А ведь она такая слабая. Такая нежная, девочка-цветок. Тепличный, экзотический. Пусть другие валяются в снегу зимой и плавают в речках летом.

– Тебе нельзя, – авторитетно заявлял папа. И поправлял очки. Велосипед? О боже, можно же упасть, что-нибудь повредить. Спорт? А как же связки и мышцы, которые деформируются и страдают. Путешествия? Акклиматизация и незнакомая еда. Галя по ночам смотрела в окно и завидовала кошкам на крыше. Немножко.

– Тебе нельзя, – ласково повторяет муж. Папин подчинённый. Красивый, успешный. Достойный хрупкой принцессы. Галя помнила свадьбу. Всё белое, шары под потолком, бело-розовый торт. Одуряющий запах роз и четыре обморока за вечер.

– Ах, она такая слабенькая! – ахала мама. – Ни в коем случае нельзя, чтобы так сильно пахло, ей же плохо. Слышите?

Галин муж покорно кивал и улыбался. Галя представляла, как медленно перекрашивает стены белого шелка и розовых лент в синий цвет. Или зелёный. И злилась. Немножко. Нервничать тоже было нельзя.

– Ребёнок, – заикнулась она через год. Вся семья дружно всплеснула руками и хором сказала:

– Тебе нельзя.

Папа поправил очки. Муж ласково погладил Галю по голове. Мама приложила платочек к глазам. Галя промолчала.

Муж много работал. Иногда задерживался до полуночи, но всегда звонил и уговаривал Галю не волноваться. Ведь ей вредно. Папа гордился зятем. Галя кивала на его рассуждения о пользе договорного брака, о

честности и порядочности зятя, о необходимости заботиться о Гале. И каждый вечер выбрасывала рубашки мужа в грязное бельё. Они пахли не её духами. Молча пеленала ревность холодными простынями. И плакала. Немножко.

Мама легла в больницу с гипертоническим кризом. Ей было шестьдесят.

– Поеду, – сказала Галя. Было страшно и больно за маму, хотелось быть рядом.

– Тебе нельзя, – сказали папа и муж. Слишком много нервов, слишком много переживаний. Хрупкое здоровье Гали не выдержит, сломается. И рассыплется сказочная принцесса звёздной пылью.

Галя смотрела в окно. Как в детстве. По синему небу плыла жёлтая луна. Одинокая, свободная. И так высоко. Никому не достать. Ей было можно.

– Не могу больше, – сказала Галя.

Она прижалась лбом к холодному оконному стеклу и повторила:

– Не могу больше.

В тишине пустой квартиры её голос прозвучал странно. Непривычно. Словно она впервые заговорила. Может, и так.

Она посмотрела на часы. Одиннадцать. Время, когда кошки выбираются на крыши. Время, когда хочется дышать. Сбросила с плеч вязаную шаль. Странно, а ведь без неё не холодно. Значит, можно не кутаться постоянно?

– Можно, – повторила она вслух, смакуя это слово. Вкусное. Глубокое, мягкое и чуточку прохладное. Приятно. Она переоделась в джинсы и первый попавшийся свитер.

Ступеньки звенели под ногами: «Иди, иди, иди». Беги. Вприпрыжку. Туда, где напевает ветер и шелестят деревья. Галя и не заметила, как выбралась на крышу. Странно, вроде бы шла вниз, но над головой вместо бетонных плит оказалось проколотое насквозь звёздами небо, до которого можно было достать рукой и сдёрнуть вниз, словно чёрную вуаль.

– Вот это да, – прошептала она, поднимая голову и закрывая глаза. – Вот это да.

Мир внутри и снаружи кружился от собственной смелости и неожиданной свободы. Никто не тянул за рукав, никто не поучал над ухом, никто не дышал за спиной. И никто не говорил проклятого «нельзя».

– Потому что мне можно, – сообщила Галя небу и луне. – Можно. Мне теперь всё можно.

Ветер качнулся в невидимых чёрных облаках, тронул холодными ладошками лицо. И тогда она набрала побольше воздуху в грудь и закричала изо всех сил. Так как не кричала с пеленок:

– Разрешаю! Я себе всё разрешаю!

Эхо звонко прокатилось вниз по стенам, грохнулось об асфальт и разлетелось брызгами. На душе стало легко-легко, как никогда не было. И спокойно.

Она просидела на крыше до рассвета. Компания луны была прекрасна. Замёрзла, затекли ноги от неудобной позы, но это тоже было хорошо. Живая, не умирает, не рассыпается в пыль от сквозняка. Ей можно. А потом, когда внизу зашаркали мётлами ранние дворники, Галя спустилась обратно в квартиру. Мобильник молчал. Ни пропущенных вызовов, ни смс. Ну правильно, она ведь должна была спать ночью. Галя покрутила телефон в руках и бросила на кровать. Огляделась. Ничего не надо с собой. Пусть всё станет другим. Денег на карте хватит снять квартиру, а там она придумает. Теперь придумает. Ведь ей можно решать, что делать с собственной жизнью.

Дверь захлопнулась за спиной. Галя прикидывала уже, где просмотреть объявления о жилье, когда лучше подать заявление на развод и где устроиться на работу. Интересно, как это – работать? А ещё завести собаку. И научиться водить машину. И всё-всё-всё. И даже больше.

Где-то в оставленной ей позади жизни на большой супружеской кровати, накрытой белым покрывалом, мелодично звякнул мобильник. «Доброе утро, любимая. Завтракать не приеду, много работы. Целую». Пахнущая чужими духами и чужой постелью смс помигала и угасла на экране, так никем и не прочитанная