Но мы же купим дом?

Арина не отвечала. Длинные гудки стучали в ухо. Он звонил каждый день, утром и вечером, как по расписанию. Где она? Улетела с подругами в Париж? Гуляет по ночным клубам, отсыпаясь до обеда? Отправилась на острова, не потрудившись сообщить? Она может. Папина дочка. Папа – банкир.

Три недели назад они вернулись из Венеции. Арина хотела романтики. Каналов под мостами, гондол, запаха улиц древнего города. Он хотел, чтобы она улыбалась. Ему, конечно.

- А мы купим дом, когда вернемся? - спрашивала она, сверкая голубыми, как летнее небо, глазами. Дом у него был. Симпатичный двухэтажный коттедж в Подмосковье. Но зачем портить сюрприз?

- Купим, - соглашался он. Арина мечтательно жмурилась.

- Хочу, чтобы в гостиной был камин. И шкура перед ним.

Он не спрашивал, чья. Хоть полярного медведя. Лишь бы продолжала улыбаться. Лишь бы в этом камине горел огонь. Лишь бы в этом доме его ждали с работы.

Пока в нём ждала только тишина. И засыпали крышу жёлтые осенние листья. Сразу после приезда они с Ариной поссорились. И она ушла. Три недели назад. И бесконечные длинные гудки.

Он отложил телефон и подошел к окну. По Москве кружил листопад. Жёлтые листья покидали ветки неторопливо, то ли с грустью, то ли с сожалением. И медленно, покачиваясь, летели к земле. Секунды полета, маленькая вечность. Маленькая, переполненная последней свободой, жизнь. Интересно, листья думают о чём-нибудь в полете?

Он вздохнул. Стоит тут и размышляет о ерунде, вместо того, чтобы заниматься делом. Например, попробовать ещё раз позвонить. Или съездить к Арине на квартиру.

- Терпеть её не могу, - морщилась Арина, заваривая ему на кухне чай. – Не моё, понимаешь?

Он не понимал. Квартиру Арине подарили родители. Нормальная, просторная, с хорошим ремонтом. Ну, не в центре. Но это же не самое главное. Пустая только. Арина жила одна, даже без рыбок в аквариуме и суккулентов на подоконнике. Чудилось, что от стены к стене, цепляясь хвостом за мебель, шастает эхо.

- Но мы же купим дом? - улыбалась Арина, красиво расставляя чашки. Он кивал. Дом с камином. Дом, в котором будут жить голоса и смех. Может, даже детский. И не будет эха. Его оставят жить здесь.

Листья за окном всё кружили и кружили. Плавно, завораживающе. Нет, ехать бесполезно. В квартире никого не будет. Как нет никого и в том самом доме. В котором его никто не ждет и уже, наверное, ждать не будет. Зачем он тогда нужен? Смешно, наверное. Ему почти полтинник, свой бизнес, свой счет в банке, машина, дом. А себя у себя нет. Одиночество тоже бывает

разным. Когда вокруг нет людей и когда внутри нет тебя самого. Он давно и тяжело болел последним.

Ветер усилился. Листопад разрастался в жёлтую метель, заносил улицы, льнул к стёклам. Наверное, и там сейчас метёт, в маленьком, забытом богом городке. Городке, наполненном осенью до краёв. Городке, где вместо метро и асфальта проспектов старенькие мостовые, по которым звенят трамваи. Городке, в котором он уже не помнит, сколько не был. И так же липнут к окнам маленькой квартиры жёлтые неприкаянные листья. Там никто и не думал о камине. Но всё равно было тепло. Тепло было под потрёпанным одеялом на тахте. Тёплым был парок над кружкой чая перед школой. Тёплым был толстый полосатый кот, вечно дрыхнущий в корзине с клубками. Из этих клубков вязались удивительно тёплые шарфы и носки. Арина не любит животных. Только мертвые шкуры на полу.

Он молчал, глядя в окно. Телефон молчал тоже. Арина, Арина. Париж, Милан? Где она теперь? Он уже не был уверен, что хочет это знать. Может, он просто придумал себе её улыбку, её глаза цвета неба и их завтра на двоих. А на самом деле нет ничего. Поцапались ведь из-за ерунды, идти или не идти в ресторан. Она бросила его, как старую сумку, без объяснений и предупреждений. А что будет дальше? Этого дальше уже не хотелось. Что-то медленно дотлевало внутри, так и не загоревшись толком. С Ариной уже не загорится. А, может, и ни с кем другим. Наверное, он хочет чего-то невозможного.

Может, он тоже, как эти листья, оторвавшись, кружит и кружит бесцельно и безвольно, сам не зная, что ему надо. И ветки нет, и на асфальт не лечь, не успокоиться. Неведомая сила тащит за собой, а он покорно летит. Все же летят. И не понимает, что не туда. Туда вообще нет, нет конца бесконечному бегу жёлтой метели по московским улицам. Зачем ему дом, в котором никто не живёт? Зачем камин, неспособный спасти от одиночества? Греет не огонь. Греет сердце, которое любит и ждёт.

Острое понимание того, что надо сделать, накрыло его с головой. Нахлынуло и откатило, как волна, забрав с собой и прилипший к подоконнику мокрый лист. Потерпи, дружок, твой путь тоже рано или поздно приведет тебя туда, куда тебе нужно. По-настоящему нужно.

Он взял со стола телефон. Пролистал список контактов. Нашёл тот, на который звонил, к стыду своему, нечасто. И набрал номер.

Длинные гудки снова барабанили в ухо. Но на этот раз с каждым из них накатывала волна страха. Теперь он действительно боялся, что не ответят. Глупо, иррационально, ведь точно знал, что всё в порядке. Но не было давно старенькой тахты, не было серого кота. И от страха, что нет больше и того, кто тебя ждёт, вспотели ладони. Сердце внезапно застучало где-то в горле, в ушах зашумело. Ещё один гудок, ещё один.

- Алло, - ответили на том конце. Он выдохнул.

- Мама, - сказал, стараясь, чтобы голос не дрогнул. - Мама, как ты там? Мама, можно я завтра приеду?